Весна Средневековья - Александр Павлович Тимофеевский
Вчера «Альфа — банк» распространил пресс — релиз, из которого следует, что к 2000 году — о, счастие, о, радость — в Нью — Йорке будет установлен памятник Пушкину. Этим занимается Международное общество пушкинистов (МОП).
Банк не просто так дает деньги: у МОПа, помимо памятника, есть другие титанические планы, в первую очередь присудить имя поэта одной из нью — йоркских улиц. Эта задумка особенно впечатляет, памятуя о том, что улицы Нью — Йорка обычно обозначаются числительными. Впрочем, неожиданная Пушкин — стрит, по законам английского языка читаемая как «Пашкин», породит в конце концов легенду про романтического русского мафиозо, Пашку с Брайтона, осуществив предчувствие поэта:
Что в имени тебе моем?…
Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
Для того чтобы все случилось именно так, образована специальная комиссия, шефствующая над МОПом, которую составили люди, входящие во все комиссии мира: Владимир Васильев, Майя Плисецкая, Мстислав Ростропович, Никита Михалков, Борис Мессерер, Эдвард Радзинский и проч. Почему — то еще — Ван Клиберн, Роберт Де Ниро и Джек Николсон. Входит туда и Д. С. Лихачев, который, видимо, про эту свою комиссию и сказал, что «Александру Сергеевичу еще никогда не была уготована такая судьба, как в наши дни. Имя его понапрасну тревожат все кому не лень». Иначе придется предположить, что Лихачев всерьез полагает, будто Де Ниро с Николсоном просвещеннее Расторгуева — тот, по крайней мере, уж раз точно читал Пушкина («на фоне прачечного белья», академик свидетельствует, вся страна видела). 43
9 апреля 1998
Галерея бюстов художников прошлого появится на Пречистенке. Так решено оформить сквер, расположенный напротив здания Российской Академии художеств, недавно возглавленной Зурабом Церетели. Новый проект, горячо одобренный мэром, предусматривает фонтан, скамьи для отдыха, игровую площадку и, по выражению самого Церетели, «блистательную плеяду гигантов живописи, ваяния и зодчества… воплощенную в камне и бронзе, которая составит музей под открытым небом».
Очередной почин Зураба Церетели очевидно восходит к импровизированной свалке, возникшей в Москве в 1991 году, когда свергнутые со своих постаментов большевики были свезены к Центральному дому художника. Выбор места стал, надо полагать, не случайным. Священным некогда изваяниям, утратившим свою сакральность, было прямо указано на их изначальную декоративно — прикладную сущность. Бессмертное пушкинское «но мрамор ведь сей бог» было тогда перевернуто в точности до наоборот: ведь бог сей — мрамор. В нынешней церетелевской непроизвольной реминисценции из 1991 года чувствуется что — то обреченное. Поэтому бессмысленно острить, выясняя, что именно есть его новая песочница — римский атриум, закрытый средневековый сад, задумчивый hortus conclusus, или все — таки кунсткамера, дитя пытливости Нового времени. Важнее всего простая скученность. Техническая характеристика значимее культурологической. Исходя из этого, следует поддержать почин и даже предложить расширить отведенную под него площадку, вместив туда всю поставленную Церетели в Москве скульптуру.
В конце концов, призыв великого Фамусова, который, как старомосковский барин, был стихийным эволюционистом, «собрать все книги бы да сжечь» — предполагает действие, осуществляемое в два этапа.
11 апреля 1998
В Певческих палатах Новодевичьего монастыря — памятнике нарышкинского барокко — будет произведена изрядная реконструкция: в здании возникнут водопровод и канализация, «место проживания монахинь переоборудуют согласно требованиям цивилизации». Последнее, очевидно, надо понимать в том роде, что обновленные келии просоответствуют определенному гостиничному стандарту: ванная комната с биде, жидкое мыло, рассеянный свет и проч. Такое благоустроенное прибежище для поста и молитв — во вкусе саркастического Бунюэля, любившего изобразить мощную христианскую аскезу. И хотя оно не вполне согласуется с православной традицией — отцы — пустынники и жены непорочны спасались скорее в бегстве от цивилизации, чем в погоне за ней, — само по себе вряд ли предосудительно. «Спасенье с любовью Спасу милее», — говорил один, правда, не вполне ортодоксальный проказник. Печальные мысли рождает другое: битва жидкого мыла с нарышкинским барокко никогда не заканчивается победой последнего. И хотя реставраторы клянутся ничего не портить и «строго по историческому образцу заменить вышедшие из строя двери и окна этого старинного здания», результаты подобных проделок у всех перед глазами — глядя на реконструированные здания — памятники, жители столицы уже оценили этот красочный подарок москвичам. С Певческими палатами можно начать смиренно прощаться.
3 июня 1998
Новый опрос по храму Христа Спасителя дал неожиданные результаты.
«Внести личный вклад в воссоздание храма Христа Спасителя на последнем, завершающем этапе готовы многие наши соотечественники независимо от пола, возраста, уровня образования и рода деятельности», — как некогда про Беломоро — Балтийский канал, потом про БАМ, теперь про ХХС бодро рапортует корреспондент «ИТАР-ТАСС» о результатах последнего опроса, проведенного московской службой «Мнение». Кое — что все — таки изменилось: не вся страна ринулась ныне на героическую вахту — только 52 % выразили желание «пожертвовать на благое дело», чего ликовать — то? И другая, совсем уж неуютная цифра: «39,3 % категорически исключили любую возможность своего участия» в соборном начинании. Особо востроглазые уже отметили, что реконструкторы ХХС чуть — чуть наврали в пропорциях, но «чуть — чуть» оказалось роковым: купола вышли минаретообразными. Унылое творение академика Тона в казенном неовизантийском вкусе само по себе отдавало Востоком, но не до такой же степени. Под руками реконструкторов Константинополь окончательно превратился в Стамбул — причем парадоксальный, времен сталинской дружбы народов. Это вообще свойство лужковской архитектуры: она выявляет азиатскую природу Москвы, но не ту, что была, а ту, которой не было. Был Константинополь на грани со Стамбулом, стал Стамбул на грани с Бухарой. Был Восток под густой европейской вуалью, потом — под гривуазно просвечивающей, теперь ее отринули вовсе, но оголенная рожа оказалась другой и по — другому отвратной: новодельное православие — что Иверская часовня, что ХХС — смотрится как ислам. Наивно полагать, что одни эстеты, знакомые с историей искусств, понимают это. Обыватели, участвовавшие в опросе, чувствуют неладное печенкой, что никак не менее болезненно, чем головой: дабы осознать противоестественность мусульманизированного храма, не требуется никаких специальных знаний. Ажиотаж вокруг церкви конца восьмидесятых годов явно пошел на убыль, что ни хорошо, ни плохо: бывают периоды спада, бывают — подъема, все это нормально, по — земному суетно и для церкви скорее полезно. Отпала праздношатающаяся интеллигенция, раньше семенившая впереди всех со свечкой, зрелище вообще — то противоестественное. Теперь на ее ме‑46 сте красуется власть, предавшаяся новой вере со всей дикостью своих вкусов и представлений. Ошибка в пропорциях ХХС, как и копия
