Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

Так… Прошло полминуты. Ганс и Альдона уже поднялись на пятый этаж, уже должны войти в квартиру… Маргариту надо ведь одеть — еще полминуты… Теперь взять ее под руки и свести вниз — если она способна передвигать ноги. Это еще минута. Пора им появиться…

И они появились, но не так, как ожидал Гай: Ганс нес Маргариту на руках. Альдона, идя сбоку, поправляла длинный, волочащийся концами розовый шарф.

Ганс опустил Маргариту на сиденье к Гаю, сел за руль и рванул машину с места на полную скорость. До больницы доктора Пауля, который их уже ждал, предупрежденный Альдоной, езды было самое малое минут двадцать, но они за всю дорогу не обменялись ни словом. Только уже порядочно отъехав, Ганс через плечо, не оборачиваясь, протянул Гаю маленький револьвер.

При первом взгляде на лицо Маргариты Гай понял, что она жива. Но дыхание было очень частое и поверхностное, с легким свистом. Пульс учащенный, плохого наполнения, почти нитевидный. Гай поддерживал Маргариту рукой под лопатки, положив голову ее себе на плечо.

Взяв в другую руку револьвер, он осмотрел его, понюхал дырку ствола: стреляли… Это был крошечный револьвериш-ко из тех, что в обиходе принято называть дамскими. Перламутровая отделка рукоятки и никелированный ствол заставляли сравнивать его с театральным биноклем. И по деловым возможностям эта игрушка соотносилась с настоящим боевым оружием так же, как театральный бинокль соотносится с пятидесятикратной подзорной трубой. Считалось, и не без оснований, что убить из такого пугача можно только муху, но не человека. Разве лишь в упор… Однако матушке Луизе, судя по всему, валявшийся на полу бездыханный эсэсовец не померещился. Значит, Маргарита убила его из этого пугача…

Машина затормозила у больницы. Гай спросил:

— Ганс, тот, в квартире, убит?

— Наповал. И крови — ни капли.

— Выгружайте. Жду вас у Шнейдера. Весь вечер, — Гай посмотрел на часы: они показывали двадцать пять минут седьмого. Матушка Луиза позвонила в половине пятого. Вторично пережить такие два часа было бы, пожалуй, не под силу…

Пересев за руль, Гай не спеша поехал к Иштвану. Как договорились, он поставил машину за квартал от его дома. Запасные ключи у Иштвана были.

…Шнейдеры покормили его, сварили кофе. Он сидел, курил и ждал. Как о чем-то очень далеком, вспомнил о Дорис, о том, что они давно уже должны были сидеть в кино. Но он не мог сейчас думать об этом.

Ганс явился без четверти десять один: Альдона, найдя в кафе матушку Луизу и устроив ее у знакомых, осталась в больнице смотреть за Маргаритой. Гай предложил ему пожевать что-нибудь, но Ганс только проглотил чашку кофейной холодной гущи, закурил и стал рассказывать о том, чего

Гай не видел и не знал, но что он как врач представлял себе с отчетливостью очевидца.

Сначала квартира.

Когда они с Альдоной вошли, Маргарита навзничь лежала поперек кровати, ноги на полу. Эсэсовец, штурмфюрер, лежал на полу посреди комнаты ничком, раскинув руки и ноги, в правой руке — пистолет. Перламутровый револьверчик валялся у кровати — его Ганс заметил, когда уже выходили.

Что там произошло, понять невозможно.

В больнице доктора Пауля поначалу все шло как по нотам. Доктор с Альдоной приступили к делу — Альдона могла при необходимости быть великолепной хирургической сестрой. У Маргариты оказалось сквозное пулевое ранение правой стороны грудной клетки. Пуля крупного калибра прошла между седьмым и восьмым ребрами и вышла под правой лопаткой. Обследовав пулевые отверстия, доктор сказал, что операция будет длительная, часа на полтора. Он сделал Маргарите несколько уколов — в вену и в мышцы, потом наладил аппарат для переливания крови. Но прежде чем взяться за скальпель и ножницы, доктор Пауль сделал странную, на взгляд Ганса, вещь.

Держа свои уже обработанные для операции руки на уровне плеч, он попросил Ганса открыть дверь, ведущую в соседнюю комнату, где было оборудовано нечто вроде запасной операционной. Там доктор показал Гансу на стоявший у стенки длинный предмет — стол не стол, кровать не кровать, на очень низких, в карандаш, ножках — и велел перенести его в большую операционную. А затем приказал Гансу раздеться — снять все, кроме кальсон, и оставаться в таком виде до конца операции. Ганс попытался протестовать, думая обратить все в шутку, но доктор рассердился самым натуральным образом. «А вы не подумали, что будет, если сюда нагрянет эта вонючая сволочь? — сказал он. — Вы уверены, что они никого не ищут?» Только это их и спасло…

Доктор ушивал рану на груди и собирался приступить к ране на спине, когда в приемном покое, — главный вход было приказано запереть, а в приемном дежурил инвалид-санитар, — раздался громкий говор.

Доктор, обработав рану, опустил педалью стол, на котором оперировал Маргариту. На прежнем уровне остались торчать четыре металлические трубки. Потом кивнул на низенький стол, принесенный из запаски, и жестами показал Гансу, как надо установить его на эти трубки. А затем Аль-дона набросила сверху широченную простыню, расправила края, и Маргарита оказалась спрятанной в белом потайном убежище. Ганс — уже без приказа, ибо ему наконец стало понятно, для чего доктор раздевал его, — лег на стол, Апь-дона накрыла его простыней до пояса, уткнула в лицо жесткий каркас наркозной маски, шепнула: «Дыши!» — и операционная наполнилась тем строгим и свежим, для всех не-привыкаемо знакомым и всегда новым запахом, которым обладает один лишь эфир…

Вошли двое в черных плащах, попросили извинения, один показал жетон гестапо и пожелал взглянуть — только взглянуть, кого оперирует доктор Пауль. Доктор коротко буркнул: «Аппендицит. Только что положили на стол». Гестаповец лицом оперируемого не интересовался. Увидев могучий мужской торс, он еще раз извинился, и гестаповцы мирно покинули больницу. Доктор докончил операцию, и Маргариту отвезли на каталке в палату рядом с его кабинетом. Все сошло как нельзя лучше, доктор надеется, что ранение не оставит серьезных последствий.

Можно было предположить, что, хватившись исчезнувшего штурмфюрера и найдя его мертвым, эсэсовцы подняли вверх дном весь дом.

Кто-то из жильцов сообщил им, что из дома унесли на руках бесчувственную женщину. Дальнейшее понятно. Необходимо проверить операционные всех берлинских и пригородных больниц, и доктор Пауль — не исключение. В противном случае, то есть если бы гестаповцы действовали нацелено, имея на подозрении именно его больницу, они бы так просто не ушли.

А вывод из всего этого и радовал, и огорчал. Доктор и его больница по-прежнему вне подозрений — это плюс. Гестапо знает, что убила штурмфюрера женщина, а установить, кто она такая и как ее зовут, им не составит труда — это очень неприятный минус.