Дмитрий Волкогонов - Ленин. Кн. 1

Наконец Собрание, с которым очень многие связывали такие большие надежды, открылось. В поддержку Учредительного собрания вновь была организована манифестация. Однако большевики были предусмотрительны. Войска не пустили демонстрацию к Таврическому дворцу. Начались столкновения. Пролилась кровь, были жертвы. Впрочем, начавшийся 1918 год будет так щедр на эти жертвы… В зале оказалось всего 410 депутатов из 715.

Собрание открыл один из старейших депутатов С. П. Шевцов. Но его коротенькую речь уже не слушали. Большевики и левые эсеры с момента открытия Собрания (в 4 часа дня) устроили какофонию: стучали по пюпитрам, топали ногами, свистели, улюлюкали (как похоже на наши съезды народных депутатов!). Особо выделялись Крыленко, Луначарский, Скворцов-Степанов, Спиридонова, Камков. «В левой от председателя ложе — Ленин, сначала прислушивавшийся, а потом безучастно развалившийся то на кресле, то на ступеньках помоста и вскоре совсем исчезнувший». При выборах председателя Собрания Чернов получил больше всех голосов, но ему не давали вести заседание сплошным гвалтом. М. В. Вишняк пишет, что выступающий Бухарин заявил: «Диктатура закладывает фундамент жизни человечества на тысячелетия».

Свердлов от имени большевиков внес предложение признать и одобрить декреты Советской власти. Эсеровское большинство отвергло это домогательство. Тогда в соответствии со сценарием, разработанным Лениным, большевики покинули зал заседаний. Вскоре за ними ушли и левые эсеры. «В зале заседаний матросы и красноармейцы, — вспоминает Вишняк, избранный секретарем Собрания, — уже окончательно перестали стесняться. Прыгают через барьеры лож, щелкают на ходу затворами винтовок, вихрем проносятся на хоры. Из фракции большевиков покинули Таврический дворец лишь более видные… Публика на хорах в тревоге, почти в панике. Депутаты на местах неподвижны, трагически безмолвны. Мы изолированы от мира, как изолирован Таврический дворец от Петрограда и Петроград от России…»291

Исторический шанс мирного, цивилизованного, парламентского развития был вновь упущен. Теперь на долгие десятилетия. Может быть, именно тогда была заложена одна из причин огромной исторической неудачи, которая будет осознана только к концу столетия.

Собрание (оставшиеся депутаты) хотело сохранить этот форум. Продолжались выступления, хотя в зале уже витал зловещий призрак нависшей военной силы. В пятом часу утра большевики устами знаменитого матроса А. Г. Железнякова просто предложили депутатам покинуть зал. В следующий раз свободно избранные в этой стране депутаты войдут в подобный зал только через семьдесят лет…

Ленин, покинув зал заседаний, набрасывает тезисы к проекту декрета ВЦИК о судьбе Учредительного собрания. Рукописный вариант проекта несколько отличается от принятого. Ленин в пункте пятом перекладывает «вину» за роспуск представительного органа на партию правых социалистов и меньшевиков, что привело «к конфликту между Учредительным собранием и Советской властью». Но основной пункт, седьмой, не претерпел изменений: «Учредительное собрание распускается»292.

С двадцатиминутной речью на заседании ВЦИК в ночь с 6 на 7 января 1918 года выступил Ленин. Он нажимал на то, что социалистическая революция «не может не сопровождаться гражданской войной». Оратор не боялся прибегать к явно демагогическим приемам, которые, однако, принимались аплодисментами. «Народ хотел созвать Учредительное собрание, — говорил Ленин, обводя глазами зал, — и мы созвали его. Но он сейчас же почувствовал, что из себя представляет это Учредительное собрание…»293

Как мог народ почувствовать, что из себя представляет этот представительный орган? Еще ни газеты, ни другие средства информации не оповестили о ходе заседания даже столицу! Оказывается, распуская Собрание, большевики «исполнили волю народа!». С легкой руки Ленина впредь и на долгие десятилетия партийная власть узурпировала право все творить от имени и по воле народа… Ленин, готовя проект декрета, текст своей речи, посвященные роспуску органа, с которым так много связывалось надежд, успел между делом 6 января написать и статью «Люди с того света». На все лады автор статьи «раскладывает» Чернова и Церетели, которые весь пафос своих речей посвятили призыву: «Да не будет гражданской войны». А Ленин повернул по-другому: либо победа в гражданской войне — либо гибель революции294.

Чернов, как и многие другие члены Учредительного собрания, которые не погибли, а провели всю оставшуюся жизнь в эмиграции, всегда вспоминал о 5 января 1918 года как о великом упущенном шансе. За ним все эти годы следили ОГПУ-НКВД. Каждый шаг, каждое выступление тут же становились известными Москве. По агентуре ИНО-ОГПУ Чернов проходил под кличкой Цыган. Из дома № 17 по улице Короля Александра в Праге агент Лорд выкрал часть документов Чернова, и в том числе часть подлинного протокола об открытии Учредительного собрания. В конце первой страницы протокола написано:

«В ознаменование исторического момента эту стенограмму подписывают:

Председатель Учредительного собрания

Виктор Чернов,

Члены: Евсеев, Рабинович, Ефремов, Кузнецов, Роговский, Бунаков…»295,

и далее подписи многих других депутатов.

Троцкий позже в издевательской форме запишет: «В лице эсеровской учредилки Февральская республика получила оказию умереть вторично…»296 Здесь же второй вождь большевизма счел нужным сделать сравнение: «Чернов есть эпигонство старой революционной интеллигентской традиции, а Ленин — ее завершение и полное преодоление». Видимо, Троцкий прав, если под «преодолением» понимать попрание, отрицание, искажение. Старая русская интеллигенция, несущая на себе крест духовного бунтарства, была совестливой, честной, неподкупной, идеалистичной. Ленин «преодолел» эти «слабости», явив собою тип нового интеллигента-марксиста: беспощадного прагматика, фанатика утопической идеи, считающего себя вправе на любые эксперименты, благо главная цель — власть — достигнута.

Чернов, Мартов, Дан, другие русские интеллигенты-социалисты отличались от Ленина в главном: они хотели добиться достойной человека жизни без применения насилия, с использованием всего мирового демократического опыта. А Ленин думал не о человеке, а о «массе», для которой хотел создать конструкцию коммунистической жизни, рождавшуюся в его голове. Борясь с идущей диктатурой, российские социал-демократы небольшевистского типа видели на горизонте призрак грозной тоталитарности. Можно считать пророческими слова В. М. Чернова, сказавшего: «Охлократическое вырождение революции может легко кончиться каким-нибудь цезаризмом»297. К несчастью для России, его пророчество сбылось.