Анжелика Балабанова - Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938

Заключение

Прочитав эту хронику моего сотрудничества с международным рабочим движением в периоды его побед и поражений, читатель имеет право спросить, какова сейчас моя позиция. Мне шестьдесят лет, и я делаю выводы из событий тех лет. Моя вера в необходимость общественных изменений, пропагандируемых этим движением, и в реализацию его идеалов никогда не была более полной, чем сейчас, когда его победа кажется такой далекой. Я более чем когда-либо убеждена, что активное международное рабочее движение должно стать инструментом этих изменений. Опыт более сорока лет только укрепил мои социалистические убеждения, и, если бы я могла начать жизнь сначала, я бы посвятила ее той же самой цели. Это не означает, что я не признаю своих собственных ошибок или ошибок тех фракций, в которых я работала.

Социальное и физическое поражение, нанесенное фашизмом рабочему классу и человечеству вообще, можно преодолеть и компенсировать, если дух этого движения не будет убит. Вести, которые я получаю из нелегальных источников во всех фашистских странах, подтверждают, что в своей массе итальянцы не фашисты по духу, что немцы не шовинисты и не антисемиты. Журналистские репортажи или рассказы людей, случайно приехавших в эти страны, народ которых террор принудил к молчанию и лишил способов выражения своих истинных чувств, не производят на меня впечатления. Кое-кто из этих людей описывает фашистскую Италию как истинный рай, где царит порядок: никаких забастовок, беспорядков, нарушений в движении поездов; глава страны – объект всеобщего обожания. Тех, кто посмеялся бы над Муссолини, над его внешностью и жестикуляцией в дни его бытности уличным оратором, захватывает нынешнее его красноречие, когда он выступает с балкона дворца. Самовнушение заставляет этих людей верить, что это красноречие увлекло и весь итальянский народ.

Что касается личных способностей, то Муссолини заурядный полуинтеллигент, добившийся всего в жизни сам. Он представляет тот тип людей, разновидностей которого сейчас так много в Италии. Словесный напор, унаследованный от романьольского происхождения, и его умение грубо блефовать сильно разрослись благодаря его врожденной склонности все делать напоказ. Отсутствие угрызений совести дало ему возможность придерживаться противоречивых лозунгов и занимать противоречивые позиции, а безнаказанность, которую гарантирует подобострастное общественное мнение ловкому обманщику, создала ему условия для того, чтобы изображать из себя гения. Если экономическое положение Италии под ним рухнет, то те, кто льстят ему сегодня, увидят в нем смешного и амбициозного авантюриста, мучающегося от комплекса неполноценности. В отличие от Гитлера Муссолини знает, что его методы никогда не смогут достичь цели, к которой он стремится. Он имеет достаточное представление об экономических факторах, чтобы знать, что он никогда не сможет полностью задушить рабочее движение или помешать развитию в конечном счете социалистического коллективизма. Он по-прежнему ненавидит правящие классы, монархию и церковь почти с такой же силой, что в дни, когда он боролся с ними в открытую. И он знает, что они не доверяют ему. Но они были его соучастниками в его восхождении к власти. Побывав орудием в их руках, он стал их хозяином.

Приезжий из-за границы не знает ничего ни об этом, ни о закулисном недовольстве, о попытках провести забастовки или демонстрации, которые быстро подавляются, а затем вновь начинаются, причем в прессе об этом нет ни малейшего намека. Это все искры света, которые не видны иностранцам и о которых даже многие итальянцы ничего не знают.

Незадолго до отъезда из Парижа в Соединенные Штаты в своем письме Леону Блюму, который тогда был редактором французской ежедневной социалистической газеты Populaire[17], я написала, что Муссолини без колебаний разорвет любой договор или союз, который он может заключить, будучи хозяином Италии, – точно так же, как он предал свою партию в 1914 году.

В современной Испании нападение фашистов при поддержке наемников извне приобрело с самого начала такой явно реакционный и милитаристский характер, что испанский народ так же, как и широкие слои буржуазии, всколыхнулся, чтобы дать ему отпор. Здесь также рабочие были лучше психологически подготовлены к тому, чтобы защищать себя, благодаря опыту своих итальянских и немецких товарищей и ошибкам демократического и коммунистического руководства в Германии.

Несмотря на экономическую отсталость страны, рабочее движение в Испании было самым активным в Европе, впитав в себя революционные социалистические и анархо-синдикалистские традиции. Наверное, больше, чем другие европейские рабочие, они были убеждены в том, что им «нечего терять, кроме своих цепей». Их отчаянная героическая борьба против объединенных сил испанского, итальянского и немецкого фашизма, почти невероятная стойкость, проявленная ими, а также поддержка и сочувствие, которые получила их борьба у революционеров и либералов в других странах, – это тот свет, который освещает весь мир в темные годы, которые мы переживаем сейчас. Таковой является и менее заметная и менее драматичная борьба, которую ведут жертвы фашистского угнетения в Италии, Германии и Австрии.

Я уже говорила, что дух социализма во всем мире нельзя убить. Однако в этом общем правиле возможно одно исключение, о котором напоминают события в России. Этот дух могут убить те самые, кто проповедовал и, казалось, олицетворял его. Ситуация, которая созрела в России за последние несколько лет, создала ему такую угрозу, какую не смог создать фашизм. Ростки этой ситуации вынудили меня покинуть Россию меньше чем через пять лет после моего возвращения в нее в 1917 году и порвать все отношения с ее руководителями. В то время другие революционеры отрицали или игнорировали их или полагали, что могут искоренить их. Многие из них, как Троцкий или другие, которые не смогли уехать из России, стали жертвами методов, которые они так долго дозволяли. В настоящее время эта репрессивная схема вышла за пределы России и добралась до Испании и через механизм помощи, оказываемой испанским рабочим в их войне с фашизмом, угрожает единству и самому существованию испанского рабочего движения, уже уничтожив некоторых из его самых храбрых вождей.

Советская Россия! Как изменилось значение этих слов за последние двадцать лет! Во время Октябрьской революции ее поддерживало лишь небольшое число либералов и представителей интеллигенции. В России всякая борьба, неизбежно подразумевавшаяся в социальной революции, совершаемой в отсталой стране, пугала их. За пределами России рассказы о голоде, жестокости, терроре, утрате отдельным человеком свободы – рассказы и правдивые, и лживые – не складывались в привлекательную картину.