Владимир Рекшан - Самый кайф (сборник)

– Я же тогда совсем юным был, но все равно помню, как у вашего гитариста штаны порвались.

О боже! Надвигалось прошлое 1990 года из книги «Кайф вечный». Прошло шестнадцать лет, распался Союз, случились две чеченские войны, дефолты и президенты, а тут еще помнили штаны Богданова и как он их снял на сцене!

Тем временем мы выехали из челябинских дымов на простор и покатили в сторону Казахстана. Растительности становилось все меньше – лысоватые холмы походили на волны Финского залива. Кое-где у развилок стояли каменные кресты-обереги. Мы ехали в городок Троицк – там предполагалось первое митьки-шоу для местной интеллигенции. В Троицке мы успели разглядеть старый купеческий центр.

– Наш город имел когда-то третью по величине ярмарку в России! – объяснил радостный мужчина в белой рубашке, встретивший нас возле местного миниатюрного культурного центра, построенного из красного кирпича в новорусском стиле. – А после челябинские дали взятку и железную дорогу провели через Челябинск, а наш город потерял торговое значение. Хотя, говорят, через Троицк проходит из Казахстана главный наркотрафик! Такие вот кренделя и баранки!

Мы поднялись в здание, где размещалась разом вся культура старинного города – картинная галерея, гостиница, вполне респектабельный клуб со столами-скатертями и небольшой сценой. А в полуподвальном помещении действовал клуб для местных панков и рокеров. Нам предстояло заполнить все это пространство искусством. Пока Митя соображал, куда повесить объекты изобразительного искусства, а В. Соловьев ждал указаний, остальная команда, включая Гарри и его гитариста, по приглашению радостного мужчины решила прокатиться к речке. Речка называлась почти по-русски – Уй! В ее неторопливом течении уже ощущалась медленная поступь восточного каравана. Мы снялись под табличкой «р. Уй» и пошли осматривать местную церковь. Вдоль реки была когда-то проложена улица. И теперешний адрес церкви звучал так – ул. Красноармейская, дом 1! Восстановленное убранство храма было скромно, а на стенах местные мастера красок и белил нарисовали библейские сцены в митьковском стиле… Самое удивительное, что эта Уй и эта церковь с революционным адресом, эта давняя челябинская взятка и теперешний наркотрафик, этот непонятно почему радостный мужчина характеризовали нынешнее состояние Родины больше, чем Эрмитаж, Кремль и Первый канал ТВ. Тут было больше правды, а значит, и величия перманентной нашей веселой трагедии…

Брендоноситель Д. Шагин и вундеркинд В. Соловьев при участии А. Филиппова всё развесили лучшим образом, и ближе к вечеру подтянулась местная творческая интеллигенция. По одну сторону чаепития уселись мы, по другую – улыбающаяся публика. Мужчина в белой рубашке сказал приличествующие событию слова о том, что, мол, знаменитые, то да се, приехали, значит, и вот, любите их и жалуйте. Нас стали любить, а после жаловать…

Если во время чаепития и улыбчивых разговоров про искусство изобразительное местная публика – а это были в основном уже немолодые люди с одухотворенными лицами – вела себя вполне рафинированно, то концерт, начавшийся в клубном зале со столами-скатертями, их преобразил. Оказалось, что на чаепитие пришел в полном составе местный ансамбль казачьих песен и танцев. Когда я после поэз М. Сапеги и Д. Шагина запел под гитару при клавишной поддержке Л. Горького, в углу клуба с угрозой зацокали подковы. Это интеллигенция, оставив рафинированность, переоделась в костюмы и была готова показать класс столичным гастролерам. В конце концов они меня заткнули. Вышли перед сценой, запели и заплясали под гармонь. Это уже походило на соревнование, а соревнования я люблю. Адреналин закипел, и через несколько казачьих номеров мы с Шагиным на сухопутную угрозу ответили военно-морской непреклонностью.

Пласидо Доминго русской рок-сцены разорвал пространство одной – но какой! – нотой:

Дремлет притихший северный город!Низкое небо над головой!Что тебе снится, крейсер «Аврора»,В час, когда утро встает над Невой?!.

А после я спел новые частушки в форме 12-тактового тяжелого блюза:

Толпа малолеток напала на банк!Охранник дуплетом двоих – бах-бах!..…Крендель на джипе въехал в ларек,Отдавлены яйца, он уже не орет!..…Менты за «Динамо» позвали игратьРивейру, Манишу, гребена мать!..…Начальник Чукотки плывет в Анадырь,О трубу нефтяную натер свой елдырь!..…Крутится, вертится шар земной, как надутый давно,Лопнет он и сдуется: капитализм – говно!!!

Мы вернулись в Челябинск с реки Уй глубокой ночью и завалились спать в гостинице общажного типа безо всяких понтов, а утром в дверь постучали робко, но настойчиво. Я что-то такое на себя натянул и открыл дверь. На пороге стояли двое мужчин. Один сильно взрослый, большой и головастый, потертый временем, а другой наоборот. Они замешкались, подбирая слова.

– Вы же Рекшан? – спросил старший.

– О да, – согласился я, стараясь проснуться.

– Вы нас простите за раннее вторжение, – сказал старший.

– О, ничего! – согласился я, хотя еще бы поспал.

– Мы не сможем сегодня прийти на ваше выступление.

– О, я понимаю!

– Может быть, просто автограф на память?

– О, автограф! Это легко.

Взрослый достал мою книгу «Четвертая мировая война», что-то из дисков.

– Но сперва на фотографии, – сказал он.

– О да, конечно, непременно на фотографии!

Тот, что моложе, продолжал молчать и робко улыбаться. Он достал из-за пазухи фотографию и протянул вместе со фломастером. Я посмотрел и в очередной раз поседел. Картинка была родом из 1990 года. На ней находился старший из пришедших, я его узнал по фотке, он был одним из организаторов первого в том году фестиваля. Вместе с ним на фотографии находился бородатый, датый в хлам я и держал граненый стакан. Организатор тоже держал стакан, и еще он держал меня за плечи. Вообще-то, мы хорошо держались и из фотографии не выпадали…

– О да, – смутился я и покраснел.

Славное прошлое возвращалось своими бесславными фрагментами.

Я расписался на фотке, книжке и диске.

– Это мой сын, – сказал тот, что поддерживал меня в 1990-м, представляя молодого человека. – Я ему много рассказывал о тех временах. Он с детства слушает ваши песни.

– О да, – прошевелил я губами и захотел провалиться сквозь пол.

Ближе к вечеру за нами заехал Гарри Ананасов и повез в клуб. Внутрь нас ввели через служебную вахту и, миновав кухню, при виде которой Д. Шагин сладко зажмурился, запустили в абсолютно темную комнату.

– Сейчас зажгу свет, – пообещал Гарри, и свет появился.