Дмитрий Минченок - Дунаевский — красный Моцарт
Он пытался жить интересами своего народа. Дунаевский знал, что его пароход выполнил план на сто тридцать процентов и не имел ни одного простоя и поломки с начала навигации. И композитор этим явно гордился. С каким восторгом он сообщает капитану корабля, что сочинил музыку для нового большого, хорошего фильма в постановке Александрова! Советская "Золушка" в прокате получила название "Светлый путь". Главную роль исполняла, естественно, Любовь Орлова. И всё это сообщалось в письме капитану, корабль которого никак не хотел ломаться, что приводило в восторг композитора.
В чём Дунаевский признавал себя неправым? Только в том, что не послал свой портрет и автобиографию, напечатанную на большом плакате, которую было бы удобно разместить где-нибудь на видном месте на корабле. Дунаевский оправдывался: "Я хотел послать Вам самый последний портрет и исправить соответствующими дополнениями биографию". О том, что творится на пароходе, он узнал со слов отдыхавшего на нём актёра Буйного. Какие серьёзные обвинения выслушивал в свой адрес композитор Дунаевский от артиста Буйного? На корабле нет хорошего шеф-повара. "Приглашение его не является моим прямым делом, — негодует в письме капитану Дунаевский, — но если вы укажете, чем я могу вам помочь, то это я с удовольствием сделаю". На пароходе мало музыкальных инструментов, плохая библиотека. Дунаевский собирается просить начальника пароходства помочь команде и с этим. Он обещает постепенно подобрать небольшую библиотеку на свои средства и преподнести её в дар пароходу. "Пишут мне, что на пароходе есть радиоузел, но нет пластинок с моей музыкой. В ближайший же приезд в Москву поставлю этот вопрос перед фирмой грампластинок, чтобы отпустили вам комплект всех моих, а также произведений других композиторов".
Более всего Дунаевскому понравилось следующее предложение капитана: пароход будет причаливать ко всем крупным пристаням под музыку маршей и песен Дунаевского.
Обрадованный композитор обещает присылать буквально всё, что выходит в то время под его именем. "Дорогой товарищ Герасимов, пароходу моего имени только полгода. Полгода и мне как шефу парохода. Мы оба ещё очень молоды, наша совместная жизнь ещё впереди. Мы ещё исправим все ошибки и неполадки, так чтобы на пароходе было хорошо, весело, уютно. Примите мои искренние пожелания и горячий привет Вам и всему вашему коллективу парохода. Крепко жму Вашу руку. Исаак Дунаевский".
Исаак Осипович специально узнавал, кто ещё считается главным на корабле. Узнав, что это механик, он специально в повторном письме передал ему привет. Привет несколько запоздалый — через несколько месяцев началась война и пароход "Композитор Дунаевский" был использован для военных нужд.
О Дунаевском говорили много нелицеприятного, ругали за постоянное нарушение сроков сдачи материала. Причём, даже если нарушений не было, он создавал их видимость простым многообразием таланта. Количество вариантов сводило с ума функционеров, рождая ощущение незаконченности, даже хаоса. Если им демонстрировали один вариант, а через десять минут другой, этот рог изобилия настораживал, приводил в недоумение серые мозги тех, кто осуществлял функции контроля за талантом. Дунаевский учился терпеть присутствие таких людей. Он знал, что они в какой-то степени не только проклятие, но и милость, ибо мобилизовывают его дар. Но об этой особенности его таланта стоит сказать ниже.
К 1940 году появилась некоторая напряжённость в его отношениях с Александровым. Он уже называет режиссёра "путаным". Были основания. Несколько раз Александров прямо-таки подставлял его. На "Золушке" произошёл скандал. Александров где-то наверху сказал, что картину запарывает Дунаевский — не несёт мелодию. Композитор всерьёз разозлился. "Ужасный дефект кинопроизводства в том, что со всеми считаются. Декорации не готовы — ничего. Костюмов не пошили — ничего. Актёр заболел — ничего. Музыка не вытанцовывается — караул, срыв, безобразие. Все уважительно, кроме творчества и неизбежных в нём заминок и поисков. Ну, не получается марш, десятый месяц работаю. Превосходный припев, не удовлетворяющая меня первая тема. Радоваться должны были бы, черти, что я ищу лучше, что я стремлюсь дать полноценную музыку. Нет, срыв, караул. Тьфу, окаянные. Всё равно не дам, пока сам не обрадуюсь своей музыке".
Дунаевский жил в ритме непрерывного творческого напряжения. Когда он "опаздывал" в глазах ответственных секретарей к сроку сдачи, когда его упрекали за то, что он "срывает", "подводит", когда ему по телефону кричали "всё гибнет", тогда в нём просыпался дух противоречия, который адреналином ли в кровь, метафизической музой или чем-то ещё подстёгивал его мозг. Начинала складываться мелодия. Чувство собственного всесилия в контрапункте с неопределённостью будило в нём творческий дух. Ему казалось, что только он может вдохнуть в людей бодрость, когда её рациональные основы исчерпаны.
Дунаевский хорошо видел действительность, но им владел такой же азарт созидателя нового мира, как и Сталиным. Он хотел, подобно Орфею, повести людей за собой, когда слово оказывается бессильным. Его бодрило то, что к утру необходимо было сочинить и инструментировать столько и столько-то музыки. Пьянило то, что ему создавали условия — роскошные апартаменты в Ленинграде и Москве с роялем, готовым обрушить неудержимый поток звуков на того, кто прикоснётся к клавишам. Ему нравилось, что в соседней комнате в его доме сидит переписчик нот, чужой человек, подвластный ему, и переписывает то, что он придумал. Переписывает с тем, чтобы назавтра десятки людей повторяли по написанному его мысли и чувства, которым он нашёл музыкальное выражение. Недаром его манила стезя дирижёра.
Ему нравился сочинительский героизм, равного которому не знал никто, за исключением Моцарта. Конечно, Дунаевский был воспитан на нескольких музыкальных легендах, которые ему передали в музыкальном училище города Харькова. Дунаевский любил вспоминать о том, как Брамс мог за одну ночь сочинить гениальную увертюру или прелюдию. Миф о чудодейственной силе, которая скрыта в человеке, которая подменяет волю и ведёт за собой, был знаком Дунаевскому лет с девятнадцати. Чаще всего происходило так, что ему приходилось прямо после бессонной ночи мчаться на радиозапись, иначе "всё погибло". Естественно, это придавало его произведениям несколько одиозный характер в глазах чиновников от искусства, заслоняя саму суть. Так было с песней "Баллада о моряке с характером", которую Дунаевский сочинил за одну ночь в 1937 году. Сочинил потому, что срочно потребовалась песня, посвящённая событиям в Испании. Его грел азарт власти над звуками, собственного всесилия, того, что он за ночь мог сочинить мелодию, которую какой-нибудь композитор Потоцкий мог сочинять годами, и всё равно получалось хуже. А власть грело то, что назавтра у народа был мотив, который лучше любой прокламации и листовки запоминался трудящимися, внушая нужную государству ориентацию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});