Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

Своё посещение Военно-морского ведомства я решил описать вовсе не для того, чтобы выделить какие-то особые качества главкома Горшкова сравнительно с другими крупными руководителями, а потому что сам дух, царивший там, произвёл на меня довольно сильное впечатление. Что касается самого адмирала Горшкова, который, безусловно, был одним из признанных организаторов Военно-морского флота, то его деятельность впоследствии была омрачена, на мой взгляд, не очень благопристойными делами. Я имею в виду ту крупную роль, которую он сыграл в возвеличивании событий, связанных с так называемой Малой Землёй во время Отечественной войны, и "выдающихся военных заслуг" Л. И. Брежнева, якобы имевших место в этой эпопее. Не зря в народе стал ходить ехидный анекдот о том, что Великая Отечественная война была лишь эпизодом в битве за Малую Землю.

Обращаясь ко многим событиям периода правления Брежнева, не перестаёшь удивляться всеядности и неразборчивости этого человека в средствах, лишь бы они приносили какое-либо очередное звание или награду, потешая его детское самолюбие. Только у нас возможно было присвоение человеку, окончившему мелиоративный техникум по специальности "землеустроитель" и не имевшему ни малейшего понятия о военном искусстве и военной науке, высшего воинского звания - маршал. А сколько было других маршалов, ни разу не нюхавших порох? Он же стал в очередной раз Героем Социалистического Труда за успехи советской космонавтики. А его книги "Малая Земля", "Возрождение", "Целина", "Воспоминания"? Ведь он в самом деле почти что верил в то, что написал их сам. Вот и адмирал Горшков не устоял перед тем, чтобы не подлить немного воды в эту общую мельницу, благо, черноморской воды вон сколько у берегов Новороссийска!

Среди многих известных людей, которых довелось мне видеть, слышать, далеко не все оставили о себе яркие впечатления. Трудно даже понять, почему память о ком-то не стирается в нашем сознании, сколько бы времени ни прошло, а о другом и слабого следа не остаётся. Видимо, есть среди нас люди, обладающие какими-то особыми свойствами, благодаря которым они выделяются из общей массы, не прилагая к тому никаких усилий. Это, конечно, дар божий.

Одним из таких людей, на мой взгляд, был академик Келдыш, директор Института прикладной математики, президент Академии Наук СССР. Я не знаю, когда, при каких обстоятельствах состоялось знакомство Сергея Павловича с Мстиславом Всеволодовичем, но их творческий союз определил очень многое в развитии ракетно-космической техники.

Впервые я увидел Келдыша в 1948 или 1949 году на защите одного из наших первых эскизных проектов дальней ракеты. Молодому академику, избранному три года назад, было всего 38 лет. Вскоре после этой защиты, по поручению Сергея Павловича, я отправился в Математический институт им. Стеклова для обсуждения совместного сотрудничества в области баллистики. Институт располагался в сравнительно небольшом здании на Ленинском проспекте (тогда он назывался Калужским шоссе). Я вошёл в полутёмный, слабо освещённый подъезд и направился к единственной лестнице, ведущей на второй этаж. Тут меня остановила пожилая женщина с наброшенным на плечи большим шерстяным платком, хотя на дворе было лето, и спросила, куда я иду. Я сказал, что иду в отделение прикладной математики, но это её не устроило, и последовал следующий вопрос:

- А к кому?

Я не знал точно, какую должность занимает Келдыш, и сказал наобум:

- К заведующему отделением.

- Такого я не знаю, - сказала она и после некоторого раздумья вновь спросила:

- А как его фамилия?

- Келдыш, - ответил я и добавил, - академик Келдыш.

Тут её сердитое лицо несколько просветлело, и она подытожила наш разговор:

- Так бы и сказали сразу, такой у нас есть. Сейчас выпишу к нему пропуск. Как ваша фамилия и имя, отчество?

После некоторых неудачных попыток ей, наконец, удалось правильно всё написать (при этом старушка никакого документа у меня не спросила), затем на пропуск поставила штамп и вручила его мне, подсказав даже номер комнаты. Поднимаясь по лестнице, я остановился у окна между этажами и посмотрел на пропуск. В строке "Куда" её рукой было написано: "К товарищу академику Келдышову". Это меня так позабавило, что напряжённость, которую я испытывал, как рукой сняло, и я без излишней робости направился в нужную мне комнату.

Академик сидел за столом, подперев лоб левой рукой. На нём был светло-серого цвета пиджак, ворот белой рубашки расстёгнут. Он как-то нехотя встал, поздоровался вялым рукопожатием, пригласил сесть и только тогда спросил, кто я и по какому делу. Говорил он очень тихо, заметно растягивая слова и поглаживая свои чёрные, с лёгкой проседью довольно длинные прямые волосы. Смуглое лицо с глубоко посаженными очень чёрными глазами под довольно густыми бровями выглядело уставшим. Когда я представился и рассказал о цели своего визита, он чуть оживился и сказал, что институт этой проблемой никогда раньше не занимался, но теперь надо будет заняться. Затем, несколько помедлив, добавил:

- Вам придётся иметь дело с одним из наших сотрудников Охоцимским Дмитрием Евгеньевичем. После нашего разговора с Сергеем Павловичем я его уже предупредил о вашем посещении. Расскажите ему как можно подробнее о проблеме в целом и какие задачи вас интересуют в первую очередь. Ведь вы занимаетесь только кругом баллистических ракет, если я вас правильно понял? - спросил он.

После моего утвердительного ответа он набрал по внутреннему телефону трёхзначный номер и попросил кого-то, чтобы Охоцимский зашёл к нему.

Довольно часто внешность человека, пока я его не знаю, почему-то у меня ассоциируется с его фамилией каким-то причудливым образом, хотя понимаю, что никаких оснований к тому нет. На этот раз мне представилось, что такую фамилию мог носить коренастый, высокого роста человек с рыжими волосами и небритыми щеками. Оголённые по локоть руки густо покрыты рыжей растительностью. По возрасту он должен быть заметно старше меня, по национальности скорее всего украинец и разговаривает он басом с сильным украинским акцентом. Пока мой неизвестный знакомый шёл к нам, Келдыш вновь обратился ко мне:

- Ведь баллистические задачи относятся к разряду одних из наиболее трудоёмких в вычислительном отношении задач, не так ли, уважаемый... эээ...

- Рефат Фазылович, - подсказал я ему.

- ... уважаемый Рефат Фазылович, - докончил он.

- В этом и состоит сейчас наша главная трудность, Мстислав Всеволодович, - ответил я, - для расчёта сотен траекторий в проектных задачах у нас не хватает ни сил, ни времени.

А сам подумал: "Надо же, ещё ничего не зная о моих намерениях, попал в самую точку".