Павел Куприяновский - Бальмонт

В рассказах отчетливо проявились две особенности: тяготение автора к символистско-декадентской тематике (предопределение рока, смерть, власть инстинкта, виде́ния) и таинственному миру детской души. Всё это, так или иначе, проецируется на моменты из жизни автора. Автобиографизм рассказов присущ именно лирическому поэту. Это хорошо подметил в рецензии эмигрантский критик С. Яблоновский (Руль. 1923. 13 мая). Он писал, что название «Воздушный путь» наиболее точно выражает жизнь, дух и творчество Бальмонта. Его проза — это «не беллетристика, не фабула», читая книгу, «вы узнаете глубокую нежную тайну», о которой поэт рассказывает простодушно, как ребенок. «Спокойно и ясно рассказывает Бальмонт свою душу, открывает себя, окружающих. Здесь он прост, любит людей, детей, животных, цветы, насекомых и „в поле каждую былинку, и в небе каждую звезду“». Это — «автобиография крупного, своеобразного художника, индивидуальнейшего из индивидуалистов», — делает заключение Яблоновский.

После чтения корректуры рассказов Бальмонт писал Екатерине Алексеевне 21 ноября 1921 года: «Я читаю корректуры, и мне странно видеть себя в лике рассказчика. Это совсем не мой лик как поэта и не мой лик как рассказывающего свою душу в романе. Это какой-то третий лик, немного мне чужой и для меня любопытный. Это — тот второй „я“, который был во мне и пугал меня в моей юности, когда я так часто испытывал мучительное душевное раздвоение. Один „я“ что-то делает, другой „я“ все время за ним следит, смотрит, видит, и с первым совсем не сливается. Это — чудовищная пытка. Я уже много более ее не знал. Я целен…»

Над прозой Бальмонт работал с увлечением. С нею он связывал далекоидущие планы, надеялся перевести на другие языки, издать роман по-французски, но из этого ничего не получилось. Бальмонт хотел узнать мнение о романе, которым особенно дорожил, 1, 2, 4, 6 февраля 1923 года читал роман в Русском народном университете. Еще раньше, 27 марта 1922 года, отрывки из романа Бальмонт читал на вечере у Цетлиных. Михаил Осипович Цетлин (поэт Амари) и его жена Мария Самойловна, весьма состоятельные люди, нередко устраивали домашние литературные вечера с угощениями. На этот раз среди присутствующих был Бунин. Судя по дневниковой записи жены писателя Веры Николаевны, Бунин к прочитанному Бальмонтом отнесся прохладно: «Бальмонт спросил Яна о его мнении. Ян похвалил что можно было, а затем сказал: „А то, что не понравилось, вам, конечно, не интересно?“ — Да, отвечал Бальмонт, вы правы, это совершенно не интересно». Несмотря на взаимную ироничность диалога, мнение Бунина о первом и единственном романе поэта было для него важно. Из недавно опубликованных Р. Дэвисом и Ж. Шероном писем К. Д. Бальмонта И. А. Бунину 1920–1930-х годов стало известно, что Бальмонт неоднократно извещал Ивана Алексеевича о том, как продвигается работа над романом, советовался относительно некоторых деталей.

К возвращению из Сен-Бревена в Париж Бальмонтом была снята новая квартира на улице Беллани недалеко от Латинского квартала. Квартира «во 2-м этаже, четыре комнаты, чистые и даже нарядные, солнечные, ванна, электричество, 600 франков в месяц. При падении франка в 5 раз против прежних его это так недорого», — сообщал он Екатерине Алексеевне в письме от 26 октября 1921 года.

В Париже Бальмонт с головой ушел в литературно-художественную жизнь. Его избрали в правление Союза русских писателей и журналистов, он завел широкие знакомства среди французских писателей, его стихи и статьи для французских газет и журналов переводила Люси Савицкая. В них ему печататься было интереснее, так как русскую прессу он находит пресной. Особой удачей он считал выход на французском языке книги «Visions solairs» («Солнечные видения»). Она появилась в серии произведений русских писателей, выпущенных известным издателем Боссаром: «Господин из Сан-Франциско» и «Деревня» И. Бунина, «Поединок» и «Гранатовый браслет» А. Куприна, «Четырнадцатое декабря» Д. Мережковского, «Чураевы» Г. Гребенщикова и др. Издание русских книг было вызвано усилившимся интересом к русской литературе в связи с появлением во Франции писателей-эмигрантов.

«Солнечные видения» — это сборник очерков о путешествиях Бальмонта в Мексику, Египет, Индию, Японию и Океанию, совершенных в 1905–1916 годах. Ранее очерки печатались в газетах и журналах, отдельные книги были изданы. Бальмонт доработал их для французского издания. Большую помощь ему оказала Люси Савицкая, к этому времени хорошо известная в Париже поэтесса и переводчица. К книге «Солнечные видения» Савицкая написала предисловие, где представила французскому читателю Бальмонта как блестящего поэта-лирика и переводчика произведений мировой литературы на русский язык. Кроме того, она тонко отметила особенности его путевого очеркового жанра: «…во всем, что он пишет, будь то стихи или проза, Бальмонт остается мечтателем, поэтом, в экстазе взирающим на мир».

Книга «Солнечные видения» вышла в конце 1922 года (на титуле — 1923 год). Уже 5 декабря поэт сообщает в письме Дагмар Шаховской: «После завтрака я несколько часов провел в издательстве Боссара… <…> подписывая экземпляры». И далее упоминает имена французских писателей Анатоля Франса, Мориса Барреса, Жана Жироду, Франсуа Мориака, Анри де Ренье, отметив, что надписал 50 книг. Среди тех, кто получил его автограф, были и некоторые другие писатели: он продолжал дружить с Рене Гилем, встречался с Андре Жидом, переписывался с Роменом Ролланом (в письме Д. Шаховской от 15 марта 1923 года поэт замечает: «Прилагаю письмо Ромена Роллана. Мне нравится, как он ко мне относится»). Появились новые знакомства, перешедшие в близкое общение, — это Поль Моран и Эдмон Жалю, о чьем творчестве он пишет в газетах, очерк о Моране включает в книгу «Где мой дом».

Книга «Солнечные видения», получившая хорошие отзывы во французской прессе, содействовала известности Бальмонта во Франции. А дочери Нине он писал 24 июня 1923 года: «…моя книга включена в боссаровский каталог основных книг по Востоку, рядом с индийскими легендами и учеными переводами „Апокалипсиса“».

Бальмонта во Франции многие весьма ценили как писателя и широко эрудированного знатока в области культуры. Его не однажды приглашали читать лекции в Сорбонну, что, кстати, пополняло его доходы. В декабре 1922 года он читал для французских студентов лекцию «Образ женщины в поэзии и жизни» (вступительное слово о поэте сказал профессор Э. Оман). В январе 1923 года там же прошла его лекция «Любовь и Смерть в мировой поэзии», в марте 1924 года — «Русский язык (Воля как основа творчества)». Приглашениями в Сорбонну поэт был обязан профессору Николаю Карловичу Кульману, декану русского факультета, которого в одном из писем охарактеризовал так: «новгородский русак с немецкой фамилией, но со скифско-татарским лицом», а в другом отмечал: «Кульман ласковее ко мне, чем кто-либо из моих парижских знакомых».