Яков Цветов - Синие берега

И Сянский приближался - он откликнулся, защищаясь:

- Темнота чертова. Не видно, куда ногу ставить.

Андрей все время вслушивался: то ли показалось, то ли в самом деле улавливал отдаленный гул бивших орудий. В ту сторону, где слышалась артиллерия, и направилась "рама".

- Орудийная стрельба, точно, - подтвердил Семен. - Где-то там линия фронта.

- Где-то там, - задумчиво согласился Андрей. - Задача установить где, и как добраться туда. Вано! Саша!

В темноте два голоса одновременно:

- Да?

- Есть!

- Давайте, ну влево, что ли, поразведайте. Время - час; если понадобится - немного больше.

Вано и Саша вмиг исчезли.

- Пилипенко.

- Я!

- Передай пулемет Петрусю Бульбе. Бульба! Взять пулемет.

- Понял.

- Ты, Пилипенко, подайся вправо. Те пошли влево, тебе вправо. Ясно? С Сянским.

- Самое с ним в разведку, - беззлобно хмыкнул Пилипенко.

- Конечно, нет, - поддакнул Сянский, обрадованный, что Пилипенко не считает его подходящим для разведки. - Конечно...

- Исполнять!

Андрей почувствовал, в нем закипала ярость. На войне все, что есть в человеке, становится особенно заметным, ничто не в состоянии он утаить. Особенно проступает дрянь, если он подлец. "Сянский дрянь, определенно". А почему, собственно? - спохватился. - Почему?.. Он просто борется за свою жизнь, ничего другого у него нет, как у всех на войне. "Все равно, дрянь".

Андрей напряженно ожидал: что выведают разведчики?..

Пилипенко с Сянским возвратились скоро, через три четверти часа. В лесу, неподалеку, обнаружили хутор.

- В крайней хате огонек, прикрытый рядниной на окне, - сообщил Пилипенко.

- А-а, огонек, - подтвердил Сянский.

- Прислушались: голосов никаких, - додал Пилипенко. - Баба только чего-то торочит...

Подумав, Андрей сказал:

- Семен, жди Вано и Сашу. Может, и те вернутся с чем-нибудь. Я с Пилипенко пойду. Надо ориентироваться, если удастся. В случае опасности дам красный сигнал.

Ели, сдвинувшись, сплелись ветвями и стояли сплошной стеной, Андрей и Пилипенко продирались сквозь сбившийся лапник. Потом стена немного разомкнулась, и они увидели слабую искорку света. Пошли на искорку. Возле хаты убавили шаг. Вслушались. Тихо, так тихо, даже страшно стало.

Андрей не решался сразу входить в хату. "Обойдем хутор. Немцам, ясное дело, делать здесь нечего. Но, может быть, надумали переночевать, тоже рассчитывая на глухомань. Обойдем вокруг хат. Если немцы, чем-нибудь да выдадут себя..."

В хатах ни звука - в них продолжалась тишина леса. Вернулись к хате с искоркой в окне. Еще постояли. Андрей постучался. Никакого отзвука. Только огонек погас. Подождали. Андрей опять постучался. Он насторожился: за спиной, сбоку, шорох.

- Пилипенко, - шепотом позвал.

Пилипенко бесшумно отделился от Андрея.

- Лошадь хрумкает, - сказал, вернувшись. - В сарае.

Андрей настойчиво стучался в окно, в дверь. Ответа не было. "Не пуста же хата, свет-то горел..." Сильным ударом ноги растворил дверь.

Густо запахло хлебом и молоком.

- Есть кто? - бросил в теплую темноту комнаты, держа автомат наперевес.

- Есть, а как же! - хриплый голос, старавшийся звучать спокойно, безбоязненно.

- Что ж не открываете? Запор на двери плевый, дунь и - ладно.

- Запор плевый, - согласился хриплый голос. - Он и нужен плевый. Шо трапиться, дверь готова и - на волю. - Чиркнул спичкой. - Почекайте, лампу засветю.

Тощий дымный свет керосиновой лампы не одолел всего мрака, наполнившего комнату. Андрей увидел кряжистого мужчину лет сорока, с вислыми черными усами, с кустистыми и сросшимися над переносицей бровями, и потому казавшегося сердитым. Может быть, человек этот и был сердитым, но перед ним - вооруженный командир и здоровенный боец. На Андрея смотрели маленькие табачного цвета глаза, как два круглых нулика, и в них темная пустота. Усатый человек стоял прямо, в такой противоестественной позе, будто сквозь него продет железный шест и тело перестало быть гибким, податливым. Секунды две лицо усача, словно камень, ничего не выражало. И вдруг ожило, как бы зажженное изнутри, вспыхнуло, все в нем задвигалось искривленные, глубокие морщины на лбу, губы, подбородок; щеки меняли цвет, то багровели, то бледнели: лицо изображало какое-то несобранное движение всех его черт.

- Почтеньице! - Изо рта его кисло пахнуло борщом.

Андрею не понравился этот усач. Он оглядел комнату. Все расставлено на свои места, все в таком безупречном порядке, что показалась комната нереальной, Андрей уже привык к другому. Тени вещей едва умещались на полу, на стене.

Он посмотрел на усача в упор. Тот отводил глаза - не мог выдержать его взгляда, и в этом сказывалось чувство какой-то вины.

- Слушай, друг, что это ты, а? - насупился Андрей. - В глаза смотреть не хочешь? Не сглажу, не ведьма.

- Да что вы, - раскинул руки усач. - Радый я вам, свои же! - И радостное выражение заняло все его лицо.

- А свой ли ты нам, докажешь, - сел Андрей на табурет.

- Докажу, докажу, а як же!

Пилипенко вынул из кармана фонарик, вышел в сени: осмотреться не мешает.

- Товарищ лейтенант, - позвал он Андрея.

В сенях, в углу, была навалена куча красноармейских сапог. Ого! Ого!

- Это что у тебя - склад, магазин? - понял все Андрей. Он едва сдерживал себя.

- Та шо вы, товарищ командир! - проговорил усач, запинаясь. Лицо сразу изменилось, стало холодным, застывшим, будто жизнь покинула его. Тут, километров с двадцать, у Холодного яра, поле перед яром большое, так бой был, ой и бой был, так там стилько побили нашего брату, стилько побили! Страх божий... Я и запряг коняку, поихав та подибрав чоботы. Дарма б загинули, - растопырил усач пальцы, убеждая в разумности своего поступка. Андрей увидел, что пальцы у того короткие, волосатые. Усач добродушно склонил голову набок: - Може вам треба, берить, будь ласка.

- Сволочь ты! - Пилипенко забылся и схватил усача за ворот рубашки, приблизил его к своему лицу и широко впился в него глазами. Тот, не выдержав пристального взгляда, закрыл глаза, и Пилипенко смотрел, как дергались опущенные веки усача.

- Ой, шо ж вы робете, братику! - взмолился крикливый голос. Андрей увидел у печи расплывшуюся женщину, потрясенно обхватившую руками голову. Поза эта должна была вызвать жалость, и покорность изображала эта поза, и беспомощность. - Шо ж вы робете?.. - Цветастая кофта широко раздвинулась на груди, а Андрей увидел золотой крестик. "Очевидный ордер в рай", хмуро усмехнулся.

- Отставить! - приказал Андрей. И Пилипенко оттолкнул от себя усача.

Женщина опустила руки. Еще не совсем успокоившись, взялась за черень ухвата и завозилась у печи.

- Посидить трохи, нагодую.

- Кормить нас не будете. Не тот дом, - оборвал ее Андрей. - Воды разве...