Вячеслав Лопатин - Суворов и Потемкин

Суворову повезло больше. Как уже отмечалось, трехтомная монография А. Ф. Петрушевского, увидевшая свет в начале 80-х годов XIX в. получила широкое научное признание: была удостоена одной из высших академических наград — Макариевской премии. Но Петрушевский создал искаженный образ Потемкина, представив его малоспособным полководцем и гонителем Суворова. Между тем в начале 90-х годов русские военные историки Д. Ф. Масловский и Н. Ф. Дубровин издали 4 тома документов Потемкина, относящихся к войне 1787—1791 гг. и убедительно показали, что именно он являлся подлинным руководителем победоносной войны, развернувшейся на огромном пространстве от Кавказа до Дуная. В свете этих выводов Петрушевский был вынужден во 2-м издании своего труда снять некоторые из наиболее одиозных обвинений Потемкина, но так и не сумел до конца преодолеть сложившегося стереотипа, закрепив своей талантливо написанной книгой легенду о враждебных отношениях двух гениальных русских людей.

Только в 1905 г. в Русском биографическом словаре наконец появилась большая статья А. Ловягина, отдавшая должное Потемкину. Редакция издания, которое осуществлялось Русским историческим обществом, сопроводила статью специальным примечанием. «В галерее сподвижников Великой императрицы,— говорилось там,— портрет Г.А. Потемкина имеет, кажется наименее сходства с оригиналом. Блеск положения случайного человека затмил в глазах современников государственного деятеля... Только в последнее время, благодаря развитию у нас исторической науки и интереса к ней среди читателей, мало-помалу начинают отставать густо наложенные на изображение Потемкина краски и из-под них выступает более правдивый и интересный облик. Теперь мы можем положительно сказать, что Потемкин был не временщиком только, но одним из наиболее видных и благородных представителей Екатерининского царствования; что, хотя и не чуждый недостатков и пороков своего времени, он во многих отношениях стоял выше своих современников и поэтому не мог быть понят и оценен ими по достоинству... Подталкиваемый ежеминутно заботами о государственной пользе (желанием угодить Императрице, говорили современники), Потемкин всю жизнь неутомимо трудился и работал, и в этом отношении мог бы служить примером и образцом не только современникам, но и потомству... Он умирает, и вот она (Екатерина II.— В.Л.) восклицает в порыве отчаяния: «Теперь вся тяжесть правления лежит на мне одной!» Эти слова Великой Государыни, очевидно, имели в виду не временщика, а друга и сподвижника, с которым ее соединяла прежде всего общая любовь к России и забота о ее благе».

Казалось бы, за такой оценкой последует создание монографии о выдающемся государственном и военном деятеле России. Тем более, что после событий 1905 г. многие цензурные ограничения были сняты и российский читатель получил возможность познакомиться с «Записками Екатерины II», и со многими другими тайнами отечественной истории, известными лишь по зарубежным публикациям. Но вместо монографии о Потемкине и Екатерине пришлось довольствоваться переводами сочинений Казимира Валишевского, польского историка, писавшего на французском языке.

В серии книг по истории России, изданных в конце XIX в. и пользовавшихся популярностью во Франции и других странах, Валишевский посвятил Екатерине две работы — «Роман императрицы» и «Вокруг трона». Автор хорошо знал западноевропейскую литературу, трудился в архивах Австрии, Франции, Пруссии. Его изложение событий столь занимательно, а характеристики действующих лиц так остроумны, что Бильбасов назвал книги Валишевского романами. В этом комплименте заключался намек на слабую сторону сочинений польско-французского историка. Он плохо знал русскую периодику и совсем не знал русских архивов. Так, например, рассказывая о взаимоотношениях Екатерины и Потемкина, Валишевский пользовался письмами императрицы, изданными в Сборниках Русского исторического общества. Но ответных писем Потемкина, частично опубликованных в русских журналах, он не знал. Не знал Валишевский и того, что в архивах Петербурга и Москвы хранятся 300 писем Потемкина Екатерине. Этим можно в какой-то мере объяснить передержки и грубые ошибки Валишевского в оценках политики России в последней трети XVIII в., непонимание самой отношений, связывающих Екатерину и Потемкина.

Впрочем, Валишевский сознавал ограниченность своих работ. Заканчивая книгу «Вокруг трона», он писал: «Счастливцем будет тот историк, который через сто лет даст историю Екатерины II»,— сказал Вольтер. Я не имел притязания на это счастье: но только пытался открыть путь, по которому — я уверен — пойдут за мной другие».

Это предсказание сбылось, но каким причудливым образом. Революция, совершенная большевиками, не только почти полностью уничтожила интеллектуальную элиту России, но и нанесла сокрушительный удар по исторической памяти народа, его культуре. Были снесены почти все памятники «царям и их слугам». Погиб памятник Потемкину в Херсоне. Были уничтожены памятники Екатерине II, украшавшие многие города Северного Причерноморья. В их композицию, как правило, входило изображение Потемкина. Тяжелые репрессии обрушились на русских историков. Сам предмет истории был упразднен, и целые поколения вступали в жизнь, лишенные исторической памяти. Но пробил час, и пришлось возвращать историю в школы и университеты. Тяжкие поражения в первые годы Великой Отечественной войны не в последнюю очередь связаны с глумлением над историческим опытом народа, принесенным в жертву социальным утопиям.

В годы грозного нашествия, когда враг стоял у стен Москвы, «великие предки» — Александр Невский и Дмитрий Донской, Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, Александр Суворов и Михаил Кутузов — помогли народу выстоять и победить. Уже после войны было осуществлено многотомное издание документов Суворова, Румянцева, Кутузова и других выдающихся полководцев и флотоводцев, за исключением Потемкина.

Историческая наука медленно восстанавливалась после разгрома, но классовый подход и жесткий идеологический контроль так и не позволили ей достичь дореволюционного уровня. На страницах учебников и в литературе Пугачев, Радищев и Новиков по-прежнему занимали неподобающе видное место, оттесняя на задний план таких выдающихся государственных деятелей, как Екатерина и Потемкин.

Суворов удостоился небывалой чести: его именем были названы военные училища и один из боевых орденов Советского Союза. К сохранившимся с дореволюционных времен памятникам великому русскому полководцу прибавились новые, в том числе в Москве, Тирасполе, Симферополе, Тульчине, Кобрине. Тиражи популярных биографий Суворова достигли нескольких миллионов. Но в тех же самых книгах, посвященных жизни и деятельности действительно замечательного человека, по заведенной традиции (в духе вульгарного социологизма) принижались образы Потемкина и Екатерины II, искажалась их деятельность на благо России.