Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова
– Мы же не завтра уезжаем. Я еще поправлюсь. Помнишь, как я прибавил пять килограммов, когда лечился на кумысе?
– Еще бы мне забыть! Это ведь было наше свадебное путешествие, – рассмеялась Ольга. – А ты помнишь доктора со смешной фамилией Варавка?
– Такую фамилию тоже никогда не забудешь, – засмеялся и Чехов. – Всё хотел ее где-нибудь использовать, да… – Он закашлялся, поднялся со стула и, держась за Ольгу, перешел с балкона в комнату.
Ольга усадила мужа в кресло, дала кислород. Кашель все еще душил его. Несколько минут сидел он, впившись руками в подлокотники, и пытался восстановить дыхание. Но вот наконец задышал ровнее, ровнее, всё спокойнее и спокойнее…
– Оля, – неожиданно обратился он к ней по имени, что бывало крайне редко. Только если он хотел говорить о чем-то серьезном.
– Да, милый…
– Я хочу попросить тебя об одном одолжении…
– Все что хочешь… – ответила Ольга, действительно готовая выполнить любое его желание.
– У моего старшего брата Александра есть сын. Мне кажется, он мальчик талантливый. Я тебе рассказывал, что Александр с семьей приезжал в Ялту на Пасху. Так вот, тогда Миша на пасхальном обеде показал нам пантомиму…
– Мне Костя писал. Говорит, это было смешно.
– Вот-вот. Но не просто смешно. Это было талантливо. И если Миша пойдет в артисты, то мне бы хотелось, чтобы он служил в Художественном театре.
– Ну, если он захочет, то почему бы и нет. Но ему еще только тринадцать.
– Ты права, ему только тринадцать, но время летит быстро. Обещаешь показать его Станиславскому?
– Обещаю. Но ты так странно говоришь… Хоть время летит и быстро, но мы-то с тобой еще успеем и попозже об этом поговорить?
– А вдруг я потом забуду? – виновато улыбнулся муж. – Забуду, как талантливо он показал нам клоуна. А вот ты мою просьбу запомнишь. Правда же? У тебя память хорошая. Запомнишь?
– Конечно, запомню. Обещаю, дусик! Покажу твоего Мишу Станиславскому. И Немировичу покажу.
– Правильно! И Немировичу покажи.
Ольге казалось, что в Баденвейлере муж стал в последнее время выглядеть действительно получше. Во всяком случае, он стал больше есть, веса, правда, не набирал и к тому же постоянно держалась температура, порой доходящая до тридцати восьми градусов, но выглядел как-то свежее, что ли. Может, потому, что и вправду загорел?
– Внутри идет сильный воспалительный процесс, – объяснил постоянное наличие температуры доктор Швёрер. – По мере возможности я пытаюсь хоть немного это приостановить, но…
– А совсем остановить невозможно?
Доктор посмотрел на нее с сочувствием и ничего не ответил.
– Да-да. Конечно. Я понимаю, – пробормотала Ольга.
Отовсюду в Баденвейлер на имя Чехова летели письма, и он писал своим друзьям и сестре в ответ успокоительные слова: «…здоровье мое становится все лучше, крепче. Ем я достаточно…» И шутил: «От моей одышки есть только одно лекарство – это не двигаться, а желудок мой настолько испорчен, что спасти его может только пост. Причем строгий. Вообще ничего не есть. Не есть, и баста!»
После завтрака в солнечную безветренную погоду они совершали с Ольгой прогулку в экипаже по окрестностям. Ольга просила кучера ехать медленно. Во-первых, чтобы Антона не продуло, а во-вторых, чтобы они успевали все вокруг как следует разглядеть. Он держал Ольгу за руку и иногда тихо пожимал ее.
– Всё нормально? Тебе хорошо? – спрашивала она в этот момент.
Он молча кивал и слегка улыбался каким-то своим мыслям. Они ехали через сосновый благоухающий лес, через аккуратно подстриженную лужайку, мимо речушки с мельницей, на колесе которой искрились под солнцем водяные брызги, мимо милых благоустроенных деревенек…
– Ты только посмотри, какие у этих немецких крестьян аккуратные домики, палисадники с розами, везде чисто, на окнах кружевные белоснежные занавесочки, – восторженно говорил Чехов. – И никаких заборов. Деревья полны яблок, груш, вишен… Все открыто, а никто не ворует! Будут ли когда-нибудь так цивилизованно жить и наши крестьяне? Уж я-то поработал в деревнях врачом, поездил по селам. Кругом грязь, смрад, окна в домах никто годами не моет…
– Вероятно, потому, что наши крестьяне только недавно получили вольную, – предположила Ольга. – Им до понятия цивилизованного мира еще далеко.
– Ты права. Нужны столетия, чтобы они выдавили из себя раба, – грустно сказал Чехов. – Выдавливается-то он по каплям. По себе знаю.
⁂
Как-то, сидя на балконе и наблюдая за людьми, снующими внизу по улице, Чехов увидел группу моряков и тут же заявил жене, что хочет возвращаться в Россию по морю.
– Мы с тобой поедем в Ялту на корабле, – радостно сказал он, уже предвкушая интересное путешествие. – Тебе надо будет узнать, из какого порта нам лучше выехать и сколько будут стоить билеты в каюту люкс. Непременно поплывем в каюте люкс. Да, и еще съезди во Фрайбург и закажи мне фланелевый костюм. Светлый. На корабле надо будет отлично выглядеть, а у меня нет хорошего легкого костюма.
Костюм Ольга заказала, вот только в Ялту ей ужас как не хотелось! Но тем не менее про корабль она всё разузнала.
– Пароход идет из Триеста до Одессы, – сказала она.
– Отлично! А из Одессы до Ялты они каждый день ходят. Доплывем, – обрадовался писатель. – Но только до этого мы с тобой обязательно съездим на озеро Комо в Италию. Красота там, говорят, необыкновенная! Альпы вокруг, вода как зеркало, а есть места, где бьют фонтаны сероводородные. Чудно, правда? И рыбы полно…
Порой, сидя в кресле, он раскладывал пасьянсы. Всегда покорный, терпеливый, кроткий, он никогда ни на что не жаловался. Ольга же, не теряя времени даром, занялась зубами у местного дантиста, поставив две золотые коронки.
– Может, и мне сходить к зубному? – спросил муж. – Совсем они у меня что-то стали разрушаться.
– Я говорила на эту тему со Швёрером. Он не разрешает. Говорит, нельзя.
– Нельзя так нельзя, – покорно согласился Чехов.
По вечерам Ольга переводила ему немецкие газеты. Особенно его интересовали сводки с фронта русско-японской войны.
– Какое хладнокровие к потерям русской армии! – возмущался Чехов. – Столько людей каждый день гибнет, а немцы отписываются лишь небольшими статейками! Почему это их не волнует?
– Наверно, потому, что там не их сыновья погибают, – ответила Ольга.
– Возможно, – печально произнес писатель. – Но как же это безразличие жестоко.
Ольга, кроме всего прочего, записалась в местную библиотеку и много читала, сидя рядом с мужем на балконе или в кресле около настольной лампы по вечерам, пока он писал письма.
– Как хорошо, что ты можешь читать автора в подлиннике, – сказал как-то Чехов, глядя на жену, перелистывающую страницу немецкого романа. – Вот
