Энцо Феррари. Биография - Брок Йейтс
С Яно, Фанхио и плеядой молодых и рьяных пилотов в составе Ferrari подходила к сезону 1956 года в великолепной форме. «Lancia» прошли модификацию, их топливные баки, размещавшиеся в странно выглядевших боковых коробах, были перенесены в заднюю часть машины, что больше соответствовало традициям. Точные причины этих изменений не ясны, разве что инженеры пытались сделать управление машиной более предсказуемым, но большинство критиков придерживается мнения о том, что перенос баков был шагом назад в техническом плане. Вероятно, что модификация была сделана исключительно с целью удовлетворения самолюбия Феррари: она стала для него дешевым и относительно простым способом оставить свой след на машине, которая очевидно была ему чужой во всех смыслах.
Разлад с Pirelli вынудил Scuderia перейти к полномасштабному сотрудничеству с бельгийской фирмой Englebert, поставлявшей шины гоночным командам в весьма неортодоксальной манере. Каждую весну из Бельгии приезжал грузовик, груженный годичным запасом резины для команды. Покрышки сгружали на склад Ferrari, где они должны были, как ожидалось, провести полный сезон. Такая система сотрудничества была до смешного сырой и непродуманной, и в течение следующего десятилетия ее отправят на свалку истории Goodyear, Dunlop, Michelin и Pirelli, которые начнут на заказ изготавливать для команд специальные конфигурации шин разной жесткости и с разным рисунком протектора под каждый отдельно взятый гоночный трек и погодные условия.
Центральное место в мыслях Феррари занимала Формула-1. Ради успеха в ней он потратил беспрецедентные средства на удержание в команде Фанхио, и эта ставка сыграла: аргентинский маэстро выиграл свой четвертый чемпионский титул с относительной легкостью, хотя для достижения цели ему и потребовалась помощь Питера Коллинза. По мере приближения конца сезона борьба между Коллинзом и Фанхио за титул обострилась. На Гран-при Италии машина Фанхио сломалась, и его шансы защитить титул чемпиона мира, казалось, улетучились. Потом Коллинз заехал в боксы и показал всем наивысшее спортивное благородство, отдав свою машину старому асу, который в итоге сумел финишировать вторым позади летучей «Maserati 250F» Стирлинга Мосса. Самоотверженный акт Коллинза открыл Фанхио путь к титулу и заставил Феррари полюбить англичанина: в кои-то веки Энцо увидел пилота, подчинившего свои личные интересы команде. Коллинз так объяснял свое выдающееся проявление доброты и щедрости: «Мне только двадцать пять, и у меня предостаточно времени на то, чтобы выиграть чемпионство самому».
Кастеллотти и Фанхио начали сезон с выигрыша для Scuderia 12-часовой гонки в Себринге, Флорида, и за исключением очередного поражения от Jaguar в Ле-Мане и проигранных ловкому Моссу с его «Maserati» Гран-при Монако и Монцы, все самые важные этапы сезона остались за Ferrari. На Mille Miglia, проходившей под проливными дождями, победу благодаря своему отважному пилотированию одержал Кастеллотти, возглавивший триумфальную «делегацию» автомобилей «Ferrari», забравших себе все пять первых мест в общем зачете гонки. Пятым финишировал Жандебьен, управлявший более медленным купе «250 GT», о котором сам он отзывался с нескрываемым презрением. Ветровое стекло машины давало жуткую течь в ходе прошедшего чуть ранее Тура Сицилии, и бельгиец потребовал, чтобы к старту Mille Miglia проблему устранили. Его требование было проигнорировано, и в результате ему пришлось преодолевать тысячу миль под дождем и в холоде в условиях минимальной видимости. Преодолевая коварный горный перевал Фута, он, наконец, потерял контроль над своей машиной и серьезно повредил кузов, так что его кузену и по совместительству штурману Жаку Вашеру пришлось выбивать дверь ногой, чтобы выбраться из машины на финише. Однако Феррари, находившегося на контрольном пункте в Болонье, примерно в 160 километрах к югу от Брешии, не волновали проблемы Жандебьена. «Он сказал: «Ты должен победить в классе гран-тур». Его голос и манера поведения почти что гипнотизировали. Противиться ему было практически нереально», — вспоминал Жандебьен.
Мало у кого есть сомнения в том, что Фанхио угодил в черную полосу неудач в период своего пребывания в составе Ferrari. Он, по-видимому избалованный профессиональной рабочей атмосферой в Mercedes-Benz и довольно расслабленной обстановкой в Maserati, с отторжением воспринимал все те интриги, что окутывали Ferrari. Он был слишком старым и мудрым, чтобы пасть жертвой экзерсисов Феррари на поприще психологических войн. Более того, он пришел к выводу — и вероятно, небеспочвенному — о том, что команда снабжает его второсортными машинами и что в фаворе у босса конюшни молодые львы вроде Коллинза и Кастеллотти. Когда Фанхио откатился на четвертое место по ходу Гран-при Франции из-за разрыва топливопровода в машине, его поклонники и он сам стали двусмысленно намекать на саботаж — несмотря на тот факт, что механические проблемы были обычным делом в команде на всем протяжении сезона и затрагивали так или иначе всех пилотов Ferrari без разбора. Позже Феррари вспоминал, что версия событий 1956 года в изложении Фанхио была «своего рода триллером, мешаниной из предательств, саботажа, обмана и разного рода махинаций, совершенных с целью похоронить его шансы на титул и его самого». Феррари вполне доходчиво объяснял, что с его точки зрения было бы совершенным безумием нанимать лучшего гоночного пилота в мире, а потом активно препятствовать ему на пути к победам. Феррари был слишком большим прагматиком, чтобы пойти на такое. Он хотел, чтобы его вложение в Фанхио обернулось выигранным чемпионским титулом. Конфликт двух мужчин был больше личного характера. С одной стороны, Фанхио рассчитывал увидеть в команде тот же энергичный, безэмоциональный профессионализм, отличавший работу Mercedes-Benz. Феррари, в свою очередь, ожидал от своих пилотов истерической, безумной преданности, которую Фанхио попросту не мог ему дать. Достаточно сказать, что аргентинец покинул Scuderia сразу же по окончании последней гонки 1956 года и перебрался на другой конец города, в стан Maserati. До конца жизни Феррари Фанхио держался от него на почтительном расстоянии, несмотря на все последующие театральные проявления взаимной любви на публике и заверения о том, что все старые обиды давно прощены.
Напряжение, омрачавшее отношения Феррари с Фанхио, было ничтожным в сравнении с той драмой, что разворачивалась в маленькой квартире над помещением Scuderia. Когда гонка в Ле-Мане неуклонно приближалась к
