Семен Будённый - Пройдённый путь (Книга 2 и 3)

Погода выдалась пасмурная. Моросил нудный дождик. Хмурыми были и лица людей. Чувствовалось, что настроение у них подавленное.

- Как, орлы, дела? - обратился я к проезжавшим мимо бойцам.

- Были орлы, да крылья подрезали, - буркнул светловолосый здоровяк с фиолетовым шрамом на щеке.

По рядам прошел глухой ропот. Мы тронули лошадей и поехали рядом с колонной.

- Что так невеселы? Или забыли, что вы конармейцы?

- Куда нас ведете, товарищ командарм? - вопросом на вопрос ответил тот же светловолосый.

- Куда-то по приказу свыше! - сверкнул белками глаз ехавший рядом с ним худой, скуластый парень.

Другой, широкоплечий, с пропитанной кровью повязкой на шее, без обиняков сказал:

- Мы вам верим, но тут творится что-то неладное. Жестом я приказал раненому выехать из строя. Двигаясь дальше, мы с ним продолжили разговор.

- Бойцы пали духом и недовольны, - прямо заявил он. - Зачем отходим от Львова? Ведь взяли бы его! А то сколько крови пролито, и все зазря.

Что ответить ему? Как объяснить события, которые волнуют всех конармейцев? После небольшого раздумья я сказал:

- Мы с вами люди военные. Вы подчиняетесь нам, а Реввоенсовет армии фронтовому командованию. Есть приказ фронта, и мы обязаны его выполнить. И если приказывают отходить, значит, так нужно для дела, для победы.

- Так приказ приказу - рознь, - возразил боец. - Вам дадут приказ сдаться в плен, вы же его не выполните?!

- Но мы не в плен идем, а бить врага, и именно в том месте, где сейчас нужнее. Вы же говорите, что верите нам. А Реввоенсовет армии верит высшему командованию, поставленному Советской властью. Какие же могут быть основания обсуждать приказы и выражать недовольство? Это не к лицу революционному бойцу! - с укором сказал Ворошилов.

Конармеец замолчал, в волнении перебирая поводья. После некоторого колебания заговорил о другом:

- Опять же, из дому дурные вести. Мы здесь за Советскую власть воюем, а там в Советы бывшие белогвардейцы пролезают да наших за горло берут. Хлеб по продразверстке под метелку гребут, а старики, жены и ребятишки с голоду воют. Как на это смотрит Реввоенсовет?

То, о чем говорил боец, не было для нас новостью. Мы знали, что об этом пишут некоторым бойцам родные, рассказывает кое-кто из вернувшихся после излечения.

- Не исключено, что в некоторые Советы на местах пробираются контрреволюционеры и вредят. Но большинство в Советах наши люди, преданные народной власти, - разъяснял я бойцу. - Есть там и коммунисты. Они выведут врагов на чистую воду. А наша с вами задача разбить интервентов. В них главная опасность для наших семей и для Советской власти.

- А вы как думаете, товарищ Ворошилов? - боец пытливо глядел на Климента Ефремовича.

- Так же, как командарм. А насчет хлеба скажу вот что: в стране голод. Не обеспечим пайком пролетарские центры и армию - погибнем: не выдержит ни фронт, ни тыл. Поэтому и вынуждена Советская власть брать излишки зерна на Дону и Кубани, там, где они есть.

- Да мы не против этого, но бабы голосят, мол, гребут безбожно, - не унимался конармеец.

- "Гребут", как вы говорите, у тех, кто не хочет честно отдать свои излишки, - продолжал внушать бойцу Ворошилов. - А вы знаете, что враги Советской власти закапывают зерно в ямы, даже выбрасывают в Дон, только бы не дать народу? Вполне возможно, что в этой борьбе за хлеб допускаются отдельные неправильные действия. Их немного, но контрреволюционеры раздувают слухи, чтобы повлиять на менее сознательных, ослабить нас на фронте, открыть путь в страну польским захватчикам и Врангелю.

- Вы давно на фронте? - спросил я конармейца.

- Под Царицыном начинал, в девятнадцатом году, товарищ командарм.

- Тогда вспомните, разве легче нам было в ту пору? Как с нашими семьями расправлялись белоказаки и деникинские офицеры! Мало того что хлеб, скот да землю отбирали, людей расстреливали, вешали, живыми закапывали, хутора и станицы сжигали. А мы не сдались - и победили. Ленин спасибо нам сказал. Так не стыдно ли нам, закаленным революционным бойцам, хныкать и поддаваться на провокации наших врагов?

Последние мои слова на бойца произвели впечатление. Встряхнул ли я его душу воспоминаниями о прошлом, подогрел ли в сердце пламя ненависти к врагу, ободрил ли похвалой великого Ленина - не знаю. Наверное, повлияло все вместе. Но конармеец на глазах преобразился, взгляд его повеселел.

- И передайте вашим товарищам, - добавил Ворошилов, - что Реввоенсовет армии уже послал председателям Советов на Дон, Кубань и в Ставропольскую губернию телеграммы с просьбой помочь семьям конармейцев.

- Вот за это спасибо, - улыбнулся боец, - теперь все ясно. У нас, понимаете, за последнее время многие комиссары из строя повыбывали и некому растолковать, что к чему. К тому же, чего греха таить, есть у нас бузотеры, которые вредными разговорами бередят душу.

- Ну вот и хорошо, что вы поняли. Теперь, товарищ, поезжайте в строй, сказал Ворошилов. - Да не забудьте рассказать бойцам о нашем разговоре.

Беседа эта хорошо запомнилась мне. Она дала понять, насколько сильно отход ударил по моральному состоянию армии. Это и понятно. До последнего дня наши приказы требовали полного напряжения сил для овладения Львовом. Командиры, комиссары и коммунисты сумели поднять бойцов на выполнение этой трудной задачи. Было много сделано, наступление к Львову стоило нам больших жертв. Но когда город вот-вот уже должен был пасть, поступил приказ на отход. Конармейцы сразу не могли осознать, почему мы сами отдаем инициативу в руки противнику.

Надо помнить и то, что наши бойцы по сознательности коренным образом отличались от солдат царской армии, которых приучали не думать, а слепо повиноваться приказу. Воины революции и мыслили по-революционному. Они сами хотели все до конца понять, во всем разобраться.

В тот же день Реввоенсовет армии отдал распоряжение командирам и политработникам во время остановок и ночлегов, в беседах и на собраниях разъяснять личному составу, что отход армии вынуждается обстановкой на Западном фронте. Мы требовали так поставить политическую работу, чтобы каждый конармеец понял всю важность нашей новой задачи. Попутно предлагали развенчать слухи о "бедственном положении" семей конармейцев.

Помню, только мы пропустили 6-ю дивизию и повернули на Холоюв, как Ворошилов начал беспокойно ощупывать карманы своей тужурки.

- Нет часов! - сокрушенно проговорил он. - Ночью положил под подушку, а утром забыл взять.

Я знал, что эти часы - подарок ВЦИК - были для Климента Ефремовича очень дороги, и предложил послать за ними в Буек двух бойцов из сопровождавшего нас эскадрона Реввоенсовета. Кстати, проехали мы еще не так много. Поскольку в Буске могла быть разведка противника, И. М. Десятников направил туда добровольно вызвавшихся двух известных смелостью бойцов.