Е. Готтендорф - Герман Геринг

Американцы бросились проверять полученные сведения, и, действительно, всё нашли — кроме тех вещей, которые, как им было сказано, «остались в Берлине». В вагонах были обнаружены даже ящики с шампанским, и американцы на радостях устроили вечеринку в офицерской столовой, на которую пригласили и Геринга.

2. В ожидании суда

21 мая, по окончании допросов, Герингу сказали, что он будет отправлен в Люксембург, в город Мондорф, где его будут содержать под стражей вместе с другими высокопоставленными деятелями нацистского государства и вермахта. Кропп тоже летел с ним. Когда Геринга привезли на аэродром и показали самолет, на котором он должен был лететь в качестве пассажира, — допотопный четырехместный «собачий ящик» (как его презрительно называли служащие аэродрома), Геринг сказал, что он, как бывший летчик-истребитель, знает, что эта машина ненадежна и что он отказывается на ней лететь. (Возможно, что он был прав, потому что он весил тогда 127 килограммов.) Только после того, как офицер сопровождения, полковник американской армии, почтительно назвал его «господином рейхсмаршалом» и заверил, что ручается за безопасность перелета, Геринг согласился сесть в самолет. На прощание он отдал военное приветствие роте американских солдат, выстроенных на поле и с интересом наблюдавших за сценой его проводов, но никто ему не ответил, и после этого случая уже никто и никогда не обращался к нему со словами «господин рейхсмаршал».

По прибытии в Мондорф Геринга поселили в местном отеле «Палас», самом захудалом заведении этого рода в городе, превращенном в «кутузку» для содержания германских военнопленных. Войдя в «номер» (точнее — в камеру или клетушку), в котором едва помещались стол, стул и убогая жесткая кровать, и где он сам едва мог повернуться, Геринг сказал со вздохом: «Да, пожалуй, фюрер был прав, постаравшись избежать всей этой канители!» Американцы называли отель «Палас» «жестянкой для мусора»; впрочем, знакомые, которых Геринг здесь встретил, уже притерпелись к местным условиям и не возмущались.

К тому же у него имелись спасительные капсулы, к которым он всегда мог прибегнуть, и это придавало ему мужества. Одну из них у него, правда, отобрали, найдя в банке с кофе «Нескафе»; отобрали и запас таблеток паракодеина, которые отправили на анализ; Геринг принимал их по 100 штук в день. Американский военный врач Келли, исследовавший таблетки, сказал, что они хотя и содержат некоторое количество морфия, но совсем небольшое, и не могут повлиять на умственные способности и поведение заключенного. Все же таблетки ему не вернули, пообещав выдавать по мере необходимости.

Потянулись однообразные дни заключения. В июне американцы приказали Кроппу, слуге Геринга, отправляться домой, в Германию, и Герингу пришлось самому исполнять все обязанности заключенного. Он коротал время в беседах с другими арестантами, среди которых нашлись и его бывшие друзья, и враги. Теперь все они, волей судьбы, оказались под одной крышей и вместе ожидали своей участи.

20 июня 1945 г. жена и дочь Геринга покинули Фишгорн (потому что всем немцам было приказано выехать из Австрии) и прибыли в Фельденштайн, в свой дом, который стоял пустым и разграбленным. Спать было не на чем, пришлось устроиться ночевать на мешках, набитых соломой. В домике для управляющего поселились американские охранники: семья Геринга тоже оказалась в заключении.

В августе Герингу сказали, что он предстанет перед международным судом в Нюрнберге, где его будут судить как «нацистского военного преступника № 1». (Вот она, судьба: наконец-то его признали «лицом № 1»!) Тогда же к нему в Мондорф прибыли для взятия показаний пять русских офицеров (среди которых был будущий писатель Лев Безыменский, служивший переводчиком на церемонии подписания капитуляции в Карлсхорсте). Геринга охватило беспокойство: уж не собираются ли его выдать русским, которые увезут его в Сибирь? Вопросы русских разведчиков были не всегда понятны Герингу, потому что казались ему слишком общими и отвлеченными; например, русские спросили его: «Когда вам стало ясно, что Германия проиграла войну?» Геринг, подумав, ответил: «Первые сомнения относительно удачного исхода войны появились у меня после высадки союзных войск в Нормандии, а когда русские армии прорвали фронт на Висле, а англичане и американцы начали одновременное наступление на западе, я понял, что дело плохо, и к концу января 1945 г. у меня уже не осталось никаких надежд». Геринг рассказал также о реактивных истребителях, вооруженных шестью пулеметами и двадцатью четырьмя ракетами, и сказал, что если бы удалось выпустить много таких машин, то они спасли бы Германию от бомбардировок. На вопрос о Гиммлере Геринг сказал: «Этот человек всегда занимал более низкое положение, чем я, но стал возвышаться, когда моя репутация пострадала. Меня считали консерватором, поэтому, чем радикальнее становилась политика Гитлера, тем более радикальные люди ему требовались. Но все хорошо в меру, и когда Гиммлеру доверили командование группой армий «Висла», то это было настоящим безумием — так считали многие. Гиммлер всегда хотел занять мое место, он уверял меня в дружбе, а сам действовал за моей спиной. Я обходился с ним любезно, но всегда был начеку».

Геринга спросили, правда ли, что Гиммлер погиб, и он ответил: «Не знаю, но если он и в самом деле мертв, то его место — в аду, а не среди ангелов».

Был задан и вопрос о том, оставался ли он до конца преемником Гитлера, и Геринг ответил: «Примерно год тому назад наши отношения с фюрером испортились, и глава рейхсканцелярии спросил его, буду ли я, как прежде, оставаться его преемником. Фюрер ответил на это, что если бы он решал этот вопрос теперь, то назвал бы преемником другого человека, но раз уж решение принято и закрепилось в умах людей, то пусть так все и остается.

Приближался день суда, и Геринг принял несколько важных решений. Во-первых, он решил придерживаться диеты, чтобы получше выглядеть в глазах публики на суде. Далее, следуя своему правилу «идти напролом», он пообещал себе, что не будет отказываться от ответственности за все то, что совершил; этим он сильно отличался от большинства узников, коротавших свои дни в «жестянке».

В его положении, впрочем, заключалась определенная ирония: всю жизнь он дожидался того дня, когда его назовут «персоной № 1», и вот дождался: он должен был предстать перед судом в качестве «обвиняемого № 1». Фюрер и здесь умудрился его перехитрить и подставить: никто не мог представить себе Гитлера сидящим на скамье подсудимых международного трибунала; он уступил эту честь своему «преемнику», и теперь Герингу приходилось отвечать за все, что произошло в годы их пребывания у власти.