Герхард Кегель - В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста

Медленно, но верно распространявшаяся эрозия настроений населения, подтачивавшая господство нацистов, подхлестывала органы власти и насилия, стремившиеся подавить всякое инакомыслие. Слушание и особенно распространение содержания передач московского или лондонского радио карались тюремным заключением, концлагерем и даже смертной казнью. Юридическим обоснованием приговоров, выносимых фашистскими палачами по большинству подобных «юридических преступлений», был «подрыв военной мощи» рейха. «Подрывом военной мощи» считалось даже распространение бесчисленных тогда анекдотов о нацистских заправилах или о военной обстановке.

Но наибольшую тревогу вызывало у нацистского руководства усиление организованного движения сопротивления фашизму и его преступной войне. В антифашистской борьбе с 1933 года решающую роль, несмотря на большие потери, играли мужественно боровшиеся организации Коммунистической партии Германии, а также нередко действовавшие вместе с ними группы социал-демократов, профсоюзных активистов и других трудящихся. Политически сознательным, непоколебимым ядром движения антифашистского сопротивления в Германии были коммунисты; политическое и идеологическое руководство этим движением осуществлялось по радио работавшим в Москве Центральным Комитетом КПГ. Подпольные группы и организации вели борьбу против фашистов – врагов человечества и немецкого народа – в соответствии со своими возможностями, не жалея самой жизни. Они вели борьбу против войны, за ликвидацию преступного фашистского режима, за новую, свободную и демократическую Германию. К ним присоединялись многие буржуазные демократы и другие немецкие патриоты, осознавшие, что нацистский режим несет Германии и немецкому народу гибель. Многие из них в ходе совместной борьбы, испытаний и страданий в тюрьмах и концентрационных лагерях становились социалистами и коммунистами. В борьбе за великое общее дело немало из них отдали жизнь, став жертвами преступного нацистского суда.

В то же время набирала силы буржуазная оппозиция гитлеровскому режиму. Но об этом я расскажу более подробно в связи с заговором 20 июля 1944 года.

Знакомства за обеденным столом

Из числа оппозиционно настроенных в отношении нацистского режима представителей буржуазии я знал несколько человек по работе в министерстве иностранных дел. Некоторые из них имели родственные связи с кругами крупных землевладельцев и крупного капитала, а также с высшей государственной и военной бюрократией. Опыт, накопленный за время работы в посольствах в Варшаве и в Москве, подсказывал мне, что именно эти круги являлись для меня, борца против фашизма, ценным источником информации. Конечно, для человека, который по своему классовому положению не принадлежал к указанному кругу, было непросто подобраться к этому источнику. Но я, однако, располагал тут определенными возможностями.

В конце 1941 – начале 1942 года, когда Альта выходила на связь с Центром лишь от случая к случаю, я использовал время для систематического расширения и закрепления знакомств в кругу лиц, от которых мог получать нужную мне информацию.

При этом для меня оказалось весьма кстати, что ни МИД, ни большинство других министерств и государственных учреждений не имели собственных столовых, где сотрудники могли бы подкрепиться в течение короткого обеденного перерыва. И во время обеда – в большинстве случаев на него отводился один час – многие тысячи руководящих, средних и мелких чиновников толпами устремлялись в гостиницы, рестораны и кафетерии в центре Берлина.

Тогда существовал широко распространенный обычай договариваться о встрече за обедом с сослуживцами, близкими или случайными знакомыми, а также с людьми, с которыми хотелось сойтись поближе. Разумеется, каждый платил за себя, рассчитываясь за обед своими талонами. Без карточек можно было изредка получить то или иное блюдо лишь в немногих, в большинстве случаев очень дорогих ресторанах. Во время этих обедов мне удалось установить множество интересных знакомств, и некоторые из них заслуживали того, чтобы закрепить их. Но были и такие, которые ради своей безопасности я считал целесообразным поддерживать, так сказать, «на слабом огне».

В этой связи мне вспоминается один господин по фамилии ван Шерпенберг, занимавший тогда руководящую должность в отделе торговой политики МИД. Мне приходилось часто встречаться с ним на переговорах о заключении торговых соглашений. И когда он догадался – так мне кажется, – что я, как и он сам, являюсь противником нацизма, он временами испытывал потребность поделиться со мной тем, что накопилось у него на душе. Он явно хотел излить свою душу, выразить свое негодование тем, что не давало ему покоя. А он был очень хорошо осведомленным человеком.

Я знал, а господин ван Шерпенберг и не подозревал об этом, что он когда-то был близок к партии социал-демократов и что его жена, дочь известного бывшего президента Рейхсбанка Шахта, в годы своей молодости была связана с левой студенческой организацией. Это, собственно говоря, мне импонировало. Но, выражая свое негодование в наших беседах за обеденным столом, он обычно был столь громогласен, что не только посетители за соседними столиками, но и обслуживающие нас официанты настораживались. Эта громогласность Шерпенберга объяснялась прежде всего тем, что он был глуховат, а также тем, что он, очевидно, считал: никто не посмеет заподозрить в чем-либо его, зятя известного всем Шахта.

В тех условиях я счел разумным свести свои встречи с Шерпенбергом до минимума, не исключая при этом возможности для контактов с ним в будущем.

Следует сказать, что сколько-нибудь серьезных действий антифашистского характера с его стороны вообще не отмечалось, хотя нацисты, несмотря на его влиятельного тестя, упрятали его к концу войны на несколько месяцев в тюрьму. После войны он играл известную роль в боннском министерстве иностранных дел. Когда федеральный канцлер ФРГ Аденауэр в 1955 году в связи с установлением между Москвой и Бонном дипломатических отношений отправился в Советский Союз во главе многочисленной делегации, ван Шерпенберг находился в ее составе.

Беседы в «Мужском клубе»

Для моих усилий по расширению круга знакомств среди хорошо информированных чиновников весьма кстати оказалось приглашение, открывшее мне дверь в находившийся на Егерштрассе клуб, который когда-то назывался «Мужским клубом». Посетители и члены этого клуба так и продолжали его называть, хотя к тому времени у него существовало уже какое-то другое название. После 1945 года здание клуба было передано в распоряжение берлинского Культурбунда. В 1941–1942 годах этот клуб давно уже был не таким, как во времена кайзеровской Германии или, позднее, Веймарской республики. Теперь он представлял собой пестрое сборище каких-то влиятельных людей. Но крупные землевладельцы-юнкера все еще играли в нем заметную роль, благодаря чему «Мужской клуб» имел приятную возможность дополнять обеденное меню такими блюдами, как рыба и дичь, которые можно было получить без карточек. А поскольку и тогда большинство людей предпочитало есть повкуснее и побольше, клуб стал, так сказать, биржей информации, превратившись в место интересных встреч, где собирались люди, проявлявшие интерес к разного рода сведениям.