Михаил Суслов - Леонид Михайлович Млечин
Заседание сессии Верховного Совета прошло хорошо, я бы сказал, великолепно. Бесконечные аплодисменты. Особенно бурно было встречено выступление Михаила Андреевича Суслова.
После него я выступил с благодарностью и обещал, как солдат, оправдать доверие нашей любимой Родины и нашей великой партии, сделать все, чтобы укрепился мир на земле и развивалось доброе сотрудничество между народами. Мой ответ был принят депутатами очень тепло.
Считай, что ты был среди нас. Остальные дела нормально. Ты не волнуйся. Ну, еще раз говорю: не торопись, в этом необходимости никакой нет. На ближайшее время ты все сделал. Обнимаю тебя, крепко целую, желаю выздоровления».
Для Суслова мнение Генерального секретаря было законом, а для других членов Политбюро законом становились и слова самого Михаила Андреевича.
Посол в Федеративной Республике Германии Валентин Михайлович Фалин чувствовал себя очень уверенно. Помню, как в семидесятые годы многие дипломаты и журналисты, особенно германисты, смотрели на него как на звезду дипломатии, прочили ему большое будущее. Особые отношения Фалина с Брежневым основывались еще и на том, что посол в ФРГ участвовал в самых деликатных медицинских делах генсека, прежде всего стоматологических. Он нашел немецких врачей, которые пытались помочь Брежневу, используя новые технологии и материалы.
Сам Фалин с удовольствием вспоминал, как в 1978 году вернулся в Москву из Бонна за новым назначением. От работы в Министерстве иностранных дел он отказался. Ему предложили кресло генерального директора ТАСС, но эта должность его тоже не интересовала.
На секретариате ЦК Суслов произнес:
– Давайте поручим товарищу Фалину руководство ТАСС партийным решением.
Вмешался Константин Устинович Черненко:
– Леонид Ильич за то, чтобы товарищ Фалин работал в аппарате ЦК.
Суслов сразу передумал:
– Уважим мнение Генерального секретаря.
Фалина утвердили первым заместителем заведующего только что созданным отделом внешнеполитической пропаганды ЦК. В открытых документах он назывался отделом международной информации.
После заседания секретариата ЦК Черненко заметил:
– Надо бы поставить Громыко в известность о принятом решении. Как бы подипломатичней это сделать?
Фалин предложил:
– Более уместным был бы, по-видимому, звонок министру Суслова, который вел секретариат.
Черненко согласился:
– С Сусловым министр дискутировать не захочет, а Михаил Андреевич не страдает многословием. Сейчас же, пока Суслов не отправился на дачу, и переговорю с ним.
Черненко набрал номер Суслова:
– Михаил Андреевич, неплохо бы известить Громыко о назначении товарища Фалина в ЦК. Министр хотел получить его к себе в замы. Протокол заседания Громыко так и так прочитает, но лучше, если о нашем решении он узнает сегодня и от вас.
Суслов не возражал:
– Вы хотите подсластить пилюлю. Согласен. Звоню товарищу Громыко.
Суслов держался очень самостоятельно.
В период разрядки международной напряженности СССР решил присоединиться к международным конвенциям, охранявшим авторские права. В 1973 году образовали Всесоюзное агентство по авторским правам. Поэты, прозаики, драматурги, художники получили возможность издаваться, ставиться и выставляться за границей и получать за это какие-то деньги – причем в валюте, столь ценимой советскими гражданами. А прежде гонорары доставались государству.
Председатель ВААП – почти что министерская должность. Председателя утверждал секретариат ЦК, определявший кадровую судьбу всего высшего чиновничества страны. На роль руководителя нового ведомства предложили Василия Сергеевича Фомичева. Он работал в отделе пропаганды ЦК, редактировал журнал «Агитатор», был помощником секретаря ЦК Фрола Романовича Козлова, потом его назначили заместителем начальника Главного управления по охране государственных тайн в печати при Совете министров СССР (цензура). Были собраны все необходимые подписи.
Но на секретариате ЦК Суслов, увидев послужной список кандидата, отменил назначение:
– Вопрос о руководителе ВААП откладывается. Все приглашенные на рассмотрение этого вопроса могут быть свободны.
Аппаратчики расходились в полном недоумении: что случилось? Снять вопрос с рассмотрения секретариата ЦК – чрезвычайное происшествие!
Суслов сам предложил другую кандидатуру, немало удивив подчиненных. Председателем ВААП утвердили Бориса Дмитриевича Панкина, главного редактора «Комсомольской правды», литературного критика с либеральными взглядами. Суслов объяснил Панкину, что он возглавит своего рода министерство иностранных дел в области культуры, его задача – развитие контактов с творческой интеллигенцией всего мира и продвижение за рубеж советских авторов.
Михаил Андреевич не пропускал ничего опасного, оставаясь на твердокаменных позициях и не позволяя ни себе, ни другим никаких отклонений. Но глупостей старался не делать. В отличие от своих подчиненных он сразу сообразил, что решение поручить культурное сотрудничество с миром руководителю цензуры будет воспринято за границей с издевкой… Позднесоветское руководство зависело от мирового общественного мнения. Старалось оно и ладить с интеллигенцией.
Говорят, что когда Панкина утвердили председателем ВААП, главный редактор «Литературной газеты» Александр Чаковский саркастически заметил:
– Современного Белинского назначили Бенкендорфом, посмотрим, что из этого выйдет.
Виссарион Григорьевич Белинский – самый знаменитый русский литературный критик и публицист. Граф Александр Христофорович Бенкендорф – генерал и шеф корпуса жандармов.
Над другими членами Политбюро часто смеялись, Суслов не давал повода для шуток. Улыбку вызывали лишь его пристрастие к калошам и старого покроя костюмам.
Первый секретарь Московского горкома Николай Егорычев рассказывал, как в правительственном аэропорту Внуково-2 встречали какого-то иностранного гостя. Члены Политбюро идут впереди, остальные чуть сзади.
Егорычев громко сказал:
– Бедное у нас Политбюро!
Все остановились и оглянулись:
– А что?
– На все Политбюро одни калоши!
Сухо было, ни дождинки, а Суслов – в плаще и галошах.
Брежнев заулыбался, ему это понравилось.
Михаил Андреевич действительно носил калоши и другим рекомендовал:
– В калошах очень удобно. На улице сыро, а я пришел в помещение, снял калоши – и пожалуйста: у меня всегда сухая нога…
Всю одежду ему шили в спецателье. Горничные тщательно ее гладили, но молодые сотрудники ЦК обращали внимание на его мятые брюки.
«Как-то в газете была напечатана фотография Суслова во весь рост, – рассказывал главный редактор «Правды» Виктор Григорьевич Афанасьев. – Нет, не персональная, а в группе, на каком-то приеме. Михаил Андреевич одевался очень скромно, порой несколько небрежно, а на сей раз брюки идеолога оказались приспущенными ниже положенного и выглядели совсем не эстетично. Конечно, наши фотографы, классные профессионалы, умели делать чудеса и запросто смогли бы “поднять” и “выгладить” штаны Михаила Андреевича или даже одеть его в другие, более приличные. Могли, но не догадались, не доглядели. А кто за недогадливость в ответе? Главный редактор».
Еще изумляла привычка Михаила Андреевича ездить со скоростью чуть ли не сорок километров в час. Если кого-то провожали или встречали в правительственном аэропорту Внуково-2, и высшие чиновники оказывались позади Суслова, то все тянулись за его «зилом» ручной сборки. Никто не пробовал его обогнать.
Первый секретарь Ленинградского обкома Василий Сергеевич Толстиков говорил в таких случаях:
– Сегодня обгонишь, завтра обгонишь, а послезавтра не на чем
