Александр Блок. Творчество и трагическая линия жизни выдающегося поэта Серебряного века - Константин Васильевич Мочульский
После смерти отца память о нем мучительно преследовала сына; он чувствовал таинственную необходимость написать о судьбе этого «печального демона». И если бы поэт отдался непосредственно своему чувству, он создал бы величественно-мрачную романтическую поэму. Но Блок хотел не только рассказать об отце, но и объяснить загадку его гибели. Соблазненный жестким реализмом Стриндберга и натурализмом Золя, он придумывает собственную философию истории и этим искусственным построением губит свой первоначальный замысел. Поэма представляется ему теперь «в виде Rougon-Macquarf ов в малом масштабе, в коротком обрывке рода русского, живущего в условиях русской жизни». Идею рода он излагает в следующих словах: «Мировой водоворот засасывает в свою воронку почти всего человека; от личности почти вовсе не остается следа… Был человек и не стало человека, осталась дрянная, вялая плоть и тлеющая душонка. Но семя брошено, – и в следующем первенце растет новое, более упорное; и в последнем первенце это новое и упорное начинает, наконец, ощутительно действовать наокружающую среду: таким образом, род, испытавший на себе возмездие истории, среды, эпохи, начинает в свою очередь творить возмездие». Блок, романтик и индивидуалист, готов преклониться перед «колесом истории», перемалывающим личность «почти без следа», и утешаться надеждой на то, что потомки искалеченных и обезображенных историей отцов будут когда-то в свою очередь «творить возмездие», то есть калечить других людей. Эта безотрадная философия была положена в основу поэмы. «Путем катастроф и падений, – продолжает автор, – мои Rougon-Macquart’ы постепенно освобождаются от русско-дворянского „education sentimentale“, „уголь превращается в алмаз, Россия в новую Америку“».
Но вдохновение поэта не уложилось в абстрактную схему философа: поэма осталась незаконченной, и замысел о «последнем первенце», начинающем творить возмездие, так и не воплотился: он был мертворожденным. О плане поэмы мы знаем из предисловия. «Поэма должна была состоять из пролога, трех больших глав и эпилога. Каждая глава обрамлена описанием событий мирового значения: они составляют ее фон». Этот первоначальный план был осуществлен только отчасти: пролог и первая глава написаны целиком, вторая глава набросана, третья не закончена.
Пролог начинается торжественными стихами:
Жизнь – без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай.
Над нами – сумрак неминучий,
Иль ясность Божьего лица.
Художнику дано всё измерять бесстрастной мерой: его взгляд, твердый и ясный, должен под случайными чертами видеть прекрасное лицо мира. Дальше – пророчество о войне:
Над всей Европою дракон,
Разинув пасть, томится жаждой…
Кто нанесет ему удар?..
Не ведаем: над нашим станом,
Как встарь, повита даль туманом
И пахнет гарью. Там – пожар…
Идея поэмы выражена в сжатых, напряженных стихах:
…Сыны отражены в отцах:
Коротенький обрывок рода —
Два-три звена, – и уж ясны
Заветы темной старины:
Созрела новая порода, —
Угль превращается в алмаз.
В четырехстопный пушкинский ямб Блок вкладывает новую ритмическую упругость. Сразу взят тон – мужественный, твердый. Первая глава начинается строками:
Век девятнадцатый, железный,
Воистину жестокий век!
Тобою в мрак ночной, беззвездный
Беспечный брошен человек!
Но в длинном перечне грехов XIX века высокий тон эпического сказа резко снижается. Спокойное созерцание, прошедшее «сквозь жар души, сквозь хлад ума», сменяется злобной иронией и невеселым остроумием. Бич ямба щелкает по воздуху, не нанося ударов. С недоумением читаем «сатирические» стихи, вроде:
Век расшибанья лбов об стену
Экономических доктрин…
Или:
Век акций, рент и облигаций,
И малодейственных умов,
И дарований половинных
(Так справедливей: пополам!)…
Характеристика XX века еще мрачнее:
(Еще чернее и огромней
Тень Люциферова крыла).
Поэт перечисляет предзнаменования наступления конца: комета Галлея, Мессинское землетрясение, первые полеты аэропланов. Тема гибели вдохновляет его, и стихи снова загораются поэтическим огнем. Высоким пафосом полны строки:
…И отвращение от жизни,
И к ней безумная любовь,
И страсть, и ненависть к отчизне…
И черная, земная кровь
Сулит нам, раздувая вены,
Все разрушая рубежи,
Неслыханные перемены,
Невиданные мятежи…
После характеристики двух веков – бытовая картина русской жизни 70-х годов. «Первая глава, – сообщает автор в предисловии, – развивается в 70-х годах прошлого века на фоне Русско-турецкой войны и народовольческого движения, в просвещенной либеральной семье; в эту семью является некий „демон“, первая ласточка „индивидуализма“; человек, похожий на Байрона, с какими-то нездешними порываниями и стремлениями, притупленными, однако, болезнью века, начинающимся fin de siècle».
Осенью 1878 года: вступление в Петербург победоносных войск, героев Плевны, Шипки и Дубняка. С эпической неторопливостью поэт описывает павловцев и гренадеров, вспоминает героические эпизоды войны, бесстрашие Скобелева, доблесть гвардии, труды и лишения солдат – и заканчивает свое повествование юмористическим рассказом о патриотических чувствах петербургской толпы:
И этот чувств прилив мгновенный
Здесь – в петербургском сентябре!
Смотри: глава семьи почтенной
Сидит верхом на фонаре!
После «массовой сцены» – конспиративное собрание народовольцев, празднующих побег из тюрьмы Софьи Перовской; и наконец, после этих длительных введений, начинается повесть о дворянской семье:
В те дни под петербургским небом
Живет дворянская семья…
Слог становится ровнее, стих проще и спокойней. С лирической нежностью рассказывает поэт о жизни своего деда – профессора Бекетова. Умирающая дворянская культура, «education sentimentale», наивный либерализм и прямое благородство воспеты в стихах, в которых слышится голос Пушкина. Блок не стыдится своей любви к прошлому:
Всё это может показаться
Смешным и устарелым нам,
Но, право, может только хам
Над русской жизнью издеваться.
В семье Бекетовых «чопорно» растут три дочки. Старшая выходит замуж за «вихрастого идеального малого», решающего «проклятые вопросы» и спорящего о социализме и коммуне. Женившись, революционер сменяет косоворотку на манишку и поступает на государственную службу.
Судьба младшей дочери (матери поэта) – иная; она принадлежит к породе людей «с обреченными глазами»; в жизнь ее входит «демон с тяжелым пламенем печали» в очах (будущий отец поэта). Блок представляет его читателю на фоне блестящего литературно-политического салона Анны Вревской (Анны Павловны Философовой):
