Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль
Туда и пришёл Рутенберг на следующий день. Дверь ему открыл сам учёный. Эйнштейн встретил его улыбкой и блеском глаз, словно излучавших добрый свет любви и человечности. Роста выше среднего и крепкого сложения, он внушал надёжность и спокойствие. Его крупная красивая голова была покрыта ещё не поседевшими тёмными волосами. Он сразу извинился, что одет в халат, а не в костюм, как обязывает его одежда дорогого гостя. Они сели в гостиной, обставленной дорогой старинной мебелью и мягкими диванами.
— Я знаю, что Вы уроженец России, — обратился он к Рутенбергу. — Полгода назад я получил приглашение Петербургской академии наук, подписанное физиком Лазаревым. Мне симпатичен сам этот учёный, я читал его статьи, но я отказался. Погромы и дело Бейлиса ещё будоражат моё чувство справедливости. Я тогда ему ответил, что нахожу отвратительным ехать в страну, где так жестоко преследуют моих соплеменников.
— В Берлине десятки тысяч беженцев-евреев, они совершенно бесправны и брошены на произвол судьбы, — произнёс Рутенберг. — Я как раз хотел обсудить с Вами этот вопрос.
— Я возмущён травлей, которую поддерживает наше правительство против несчастных еврейских беженцев из Польши и Российской империи. Политическая демагогия выводит меня из себя. Это явный антисемитизм, который я ненавижу.
— Господин Эйнштейн, у беженцев отчаянное положение.
— Я, господин Рутенберг, знаю их в лицо. Они приходят ко мне домой почти каждый день, и я стараюсь всем помочь.
— У меня возникла идея подсказать им, чтобы они двигались на юг, через Швейцарию в Италию, где я сейчас проживаю. Там отношение к ним другое. Пока что моя страна является частью тройственного союза с Германией и Австро-Венгрией. Но, уверен, она переметнётся и присоединится к Антанте.
— У меня резко отрицательное отношение к этой бойне, и я его не скрываю.
В это время в гостиную вошла миловидная женщина лет тридцати пяти.
— Это моя двоюродная сестра Эльза. Она мой ангел-хранитель. А наш гость Пинхас Рутенберг из Милана. Там много лет назад жила моя семья, а я пытался получить место в университете. Там и могила моего дорогого отца Германа.
— Альберт, я хочу вас угостить чем-нибудь, — сказала Эльза.
— Я полностью полагаюсь на твой вкус, — произнёс Эйнштейн.
Она вышла из комнаты и через минут пять вернулась с подносом, на котором находился чайный сервиз на двух персон, печенье и шоколад.
— Закусите, господа. Я вижу, у вас серьёзный разговор.
— Спасибо, дорогая. Ты всё правильно поняла.
Улыбнувшись на комплимент кузена, она вышла из гостиной, а они продолжили разговор.
— Я знаю, Вы один из авторов «Воззвания к европейцам», противник войны.
— Наше обращение стало ответом на шовинистический «Манифест девяноста трёх». Они, немецкие интеллектуалы, защищают военное наступление Германии! Это возмутительно! А в октябре я опубликовал статью, где обосновал свой пацифизм инстинктивным чувством, что убийство человека отвратительно, и глубочайшей антипатией к любому виду жестокости и ненависти. Очевидно, отношение ко мне враждебное. Начальник штаба Берлинского военного округа обратился с письмом к шефу полиции, в котором я упомянут, как неблагонадёжный.
— Но, если это битва за своё государство? — подтолкнул Пинхас своего собеседника к вопросу, который желал обсудить.
— Что Вы имеете в виду? — спросил Эйнштейн.
— Турция уже ввязалась в войну на стороне Германии, — продолжил Рутенберг. — Она многие годы не давала нашему народу автономию и право обосноваться в Эрец-Исраэль. Султан отказал даже Герцлю, который обещал ему финансовую помощь еврейского капитала Европы и Америки. Поэтому у меня нет никакой жалости к Османской империи. Я предложил странам Антанты создать еврейские военные формирования, которые будут сражаться в Палестине. Вы не против такой войны?
— Я не против, — задумчиво ответил Эйнштейн. — Это справедливая война. И знаете почему? Мне очень не нравится стремление многих моих еврейских друзей в Германии к ассимиляции. Это укрепило во мне чувство принадлежности к еврейскому народу. Я не сионист, всеми вопросами, связанными с сионизмом, я прошу заниматься моего друга Курта Блюменфельда. Но я понимаю, что моему народу необходимо какое-то убежище.
Рутенберга эта фраза Эйнштейна взволновала до глубины души. Ведь то же самое в своих еврейских приятелях и знакомых он видел и сознавал в то время, когда он решил стать частью своего народа. И отношение к Палестине, как стране, где народ может сохранить свою веру и национальную сущность, тоже очень напоминало взгляды его собеседника.
— Вы знаете, у нас одинаковое ощущение еврейства, — заверил Рутенберг. — Я тоже прошёл несколько лет назад такое возвращение. А был совершенно ассимилированным евреем и даже принял крещение, чтобы жениться на православной.
— Это так интересно, господин Рутенберг. Я был уверен, что я такой один. Вы знаете, я напишу статью и помещу в центральные газеты. У меня в Германии есть иммунитет, меня не тронут. Но я скажу, что, если Германия отвергает и преследует еврейских эмигрантов и беженцев, то есть страна, которая их примет и защитит.
— Я думаю, многие поймут, господин Эйнштейн. Народ наш не глуп. Мы будем ждать его в Италии.
Рутенберг попрощался с гостеприимным хозяином дома и вышел на улицу.
Persona non grata
1
Османская империя, как и предвидел Рутенберг, вступила в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии. В конце октября турецкий флот обстрелял Севастополь, Одессу, Феодосию и Новороссийск, и Россия, а вслед за ней Англия и Франция объявили Турции войну.
