Нина Соротокина - Бенвенуто Челлини

Так и хочется вставить здесь словечко про наше время. Самые горячие передачи на ТВ (а это «наше всё») — это прямое «бегство от всякого рода прямых оценок настоящего момента и от опасных прямых изысканий». Бесконечные обсуждения и споры вокруг Грозного, Петра Великого, Ленина — Сталина, Троцкого и Распутина похожи на склоку в коммуналке. Так и хочется крикнуть: «Милые, выгляньте в окошко!»

Но как говорил Довлатов: «Выровним направление беседы».

Про историю Италии, ее областей и городов было много написано, но искусство — один из главных двигателей Возрождения — было обойдено вниманием. И Вазари взялся за эту работу. Вначале это были разрозненные записки о художниках, которые давно ушли из жизни, чьи работы были забыты, про даты и говорить нечего, но, по счастью, имелись люди, которые вели дневники. От Гиберти остались «Комментарии», всего их было три. Вазари больше всего помог третий труд по истории треченто. У Джовио были личные записки по вопросам искусства.

В процессе работы над книгой сам собой выстроился ее общий замысел. Античность погибла, но живым было искусство «греков», то есть Византии. Их фрески, мозаики, иконы были прекрасны. Прекрасны, но примитивны, в них не было знания анатомии, не было изящества и тонкости — так рассуждали в XVI веке. Всей книгой Вазари утверждается мысль, что искусство в течение этих 200 лет неукоснительно совершенствуется, то есть в нем было три стадии: несовершенная, совершенствующая и совершенная, в этом и состоял смысл Возрождения. Пройден путь от «несовершенных»: например, Чимабуэ и Джотто, к совершенствующимся: Боттичелли и, ну скажем, Мантеньи, а далее к вершине, на которой богами искусств восседают Микеланджело, Рафаэль и Тициан. Они, последние, сказали главное и окончательное слово. Искусство кватроченто, с точки зрения чинквечистов, было искусством этих гигантов. Недаром Вазари в своем «Жизнеописании…» отдал Микеланджело в пять раз больше места (по страницам), чем Леонардо да Винчи. Последний безусловно хорош, но ведь он в угоду постоянным экспериментам очень мало художественных работ довел до конца.

Искусствоведы единогласны в том, что Вазари не ученый, а писатель. Науки в его «Жизнеописании…» столько же, сколько в «Бытии святого Николая-угодника». В книге нет ссылок на источники, много неточностей. Ему помогали в работе не только с фактическим материалом, но «причесывали текст», делая его более «литературным». Вазари обвиняют в плагиате, но такого понятия вообще не было в XVI веке.

Его «Жизнеописание…» — это, по сути дела, сборник документальных новелл-биографий с очень вольной трактовкой. Жизнь художников надо было ограничить рамкой — рождение и смерть. Но к сухой цифре необходимо добавить подробности, которые Вазари бестрепетно придумывал сам. А. Эфрон: «Среди приемов Вазари есть типические, которые он не боится повторять. Ему нравится, например, поднимать своих героев из ничтожнейшего состояния. Поэтому мотив пастушонка, ставшего великим художником, мы встречаем в «Жизнеописаниях» Джотто, Мантеньи, Кастаньо, Бекафуми, Сансовино…»

Но в смерти Вазари очень разнообразен. А. Эфрон: «Особенно любопытно роскошество его знаний о причинах смерти художников. Каллаб насчитал пятьдесят имен, которым Вазари позаботился дать точный повод для кончины: одним — насилие, другим — болезнь, третьим — чрезмерный труд, четвертым — неосторожность, пятым — зависть и т. д. Джироламо да Тревизо Чекко, Морто да Фельтро умирают у Вазари на войне, Доменико Венециано, Липпро Липпи, Корреджо, Пеллегрино де Модена, Полидоро погибают от убийства, Мазаччо, Фра Филиппи, Перуцци — от отравления ядом, Джоттино — от воспаления легких, Джованни да Понте — от чахотки, Филиппино — от ангины, Эрколе де Роберти — от пьянства, Вероккио и Бенедетто до Ровеццано — от простуды за работой и т. д.».

Не скорбишь, а веселишься, читая этот список, и думаешь, сколько имен уместилось в «Жизнеописании…», сколько людей с их творениями не канули в Лету, память о них осталась. Понятно, почему книга Вазари есть «неоценимый вклад» и «величайший памятник истории итальянского искусства». Свою биографию Вазари тоже, разумеется, поместил в книге, к себе он относится очень уважительно, можно даже сказать — слишком. Со временем текст «Жизнеописаний…» проштамповали комментариями, и никто не обвиняет автора в откровенном вранье, а если и высказывают нарекания, то любовно, уважительно и даже с некоторой долей умиления.

Иначе обстоит дело с книгой Бенвенуто Челлини. «Жизнь…» уже отнесли к классике эпохи Ренессанса, но самому автору явно не доверяют, сочувствуют, да, но общее настроение — мало ли какую судьбу может сочинить себе безмерно хвастливый и необузданно тщеславный человек! Персей прекрасен, спору нет, солонка — чудо, а книга — чистой воды беллетристика. И не забывайте — автор убийца! Но люди давно придумали понятие «дуэль», и откровенные убийства были не только узаконены, но снабжены чуть ли не рыцарской доблестью. Дантес-то не посредственного ювелира убил, а Пушкина — и ничего, его даже совесть не мучила. А ведь уже и век Просвещения пережили, и сам гуманизм вывернули наизнанку, придав ему новое значение.

А стиль «Жизни…»? Бенвенуто ведь тоже хотел, чтобы его рукопись откорректировали, придали ей «достойный вид». Он давал читать текст друзьям. Мастер слова Варки прочитал и вернул рукопись в том же виде, заявив, что править ее — только портить. Вот отрывок из его письма к Варки: «… ваша милость мне говорит, что эта простая речь о моей жизни больше вас удовлетворяет в этом чистом виде, нежели будучи подскобленной и подправленной другими, что показалось бы не настолько правдой, насколько я писал…»

Возьмем Кастильоне за образец. Он ведь как писал: «Каков же будет, о, Амур святейший, тот смертный язык, который в состоянии достойным образом воздать тебе хвалу! Ты — прекраснейший, добрейший, мудрейший! Ты происходишь от красоты, от добра, от мудрости божественной: в ней пребываешь, к ней, через нее, как в некий круг, возвращаешься. Ты, сладчайшая цепь мира, связь между небесным и земным, мягко склоняешь высшие добродетели к управлению низшими и, обращая дух смертных к его Началу, соединяешь его с ним. Ты собираешь воедино элементы согласия. Ты побуждаешь природу творить, а то, что рождается, — развиваться в жизни. Вещи разъединенные связуешь, несовершенным даешь совершенство, несходным — сходство, враждебным — дружбу, земле — плоды, морю — покой, небу — свет жизненный. Ты — отец истинных наслаждений, изящества, мира, кротости, доброжелательства, враг грубой дикости, невежества, в целом начало и конец всякого блага. И так как ты любишь обитать в цветке прекрасного тела и в душе прекрасной и оттуда иногда показываться немного глазам и умам тех, которые достойны тебя видеть, то я думаю, что сейчас, здесь, среди нас — твоя светлица. Поэтому соблаговоли, Господи, услышать наши молитвы, влейся в наши сердца, блеском твоего священного огня освети наши потемки и, как надежный проводник, в этом слепом лабиринте укажи нам истинный путь».