Иван Калинин - Под знаменем Врангеля: заметки бывшего военного прокурора

Один казачий поэт так описывает водворение казаков на Лемносе и, кстати, легенду о происхождении здешних ветров:

Окаянные французыНаложили цепко узыНа российских на вояк:Пропадай совсем казак!Чуть немного потеплело,Под угрозою расстрелаВодворили казаковНа Лемнос без лишних слов.Это остров был унылый,Веял холодом могилы.Взор повсюду встретить могТолько камни да песок.Как-то в древности чудеснойБог Гефест, кузнец известный,Насмоктавшись допьянаОлимпийского вина,Полетел на Кипр стрелою,Чтоб с Венерой молодоюПровести украдкой ночь,Отогнавши Зевса прочь.Но, по лавочке по пьяной,Он на остров окаянный,На погибельный Лемнос,Тучный корпус свой занес.Растянулся меж горамиИ, забыв о милой даме,Сладко раза два зевнулИ на целый день заснул.О попытке Дон-ЖуанаЗевс проведал утром раноИ пришел в ужасный гнев.Как стрелой пробитый лев,Чтоб отбить у всех манеруПокушаться на Венеру,Он обрек для образцаЛовеласа-кузнецаЗа его характер пылкийНа Лемносе вечной ссылке.И Гефест от этих порПоселился здесь меж гор,Занимался он со рвеньемМедных чаш изготовленьемДля продажи их богам,Чтоб курить в них фимиам.День и ночь кузнец незримый,Будь то весны, будь то зимы,В искупление грехаРаздувал свои меха.От работы исполинаСотрясается долина,Воздух ежится, дрожит,Ураган кругом родит.Оттого-то беспрестанноВетер подлый, окаянныйК довершенью прочих бедДует здесь с давнишних лет.Вот на острове на этом,Позабытая всем светом,Водворилась казачня,Жизнь противную кляня.Было скверно, стало хуже;Брюхо сделалося уже,Нежель в стойлах Чаталджи,Уж не скажешь: «чох якши!»

Кубанский корпус расположился на низменном западном берегу Мудросского залива, донцы — на высоком восточном. Штаб нашего корпуса занял несколько бараков возле пристани, у самого городишка Мудроса. Войсковые части разместились по палаткам на высотах, в версте от штаба. В иных полках нашлись такие любители, которые соорудили себе недурные бараки из плитняка и бидонов из-под бензина, крышу же из абри-метро. Этим материалом было усеяно все побережье залива.

Ну и весело живем мы,Разудалые донцы:Из холста у нас палаты,Из жестяночек дворцы, —

пелось в казачьей частушке.

Главными врагами изгнанников являлись ветры, крысы и сколопендры, не говоря уже о чернокожих- часовых. Ветры более всего досаждали осенью, зимой и весною. Летом бог Гефест делал передышку. Случалось, что ветер уносил в море и самые палатки. Часто на его проделки ссылались неосновательно, чтобы замаскировать «загон» казенного добра. Особенно любил он «уносить в море» казенное белье, которое вывешивали для просушки юнкера Атаманского военного училища. Юноши один раз, во время концерта, чистосердечно покаялись, что «на ветер только слава», пропев и объяснив такую свою песенку, крайне незамысловатую, как и вся поэзия концентрационных лагерей и проволочных заграждений:

Эй ты, ветер, дуй скорее,Дуй скорее, дуй сильнее,Чтоб мы жили, не тужили,Чтоб мы драхмы зашибили.

Крысы изводили обитателей бараков, а громадные сколопендры кусали всех, к кому они ухитрялись заползти во время сна на голое тело.

Довольствие по-прежнему доставляли французы, невзирая на свои постоянные угрозы прекратить выдачу его. Хуже обстояло дело с топливом. На острове не росло лесу. Как аборигены, так и пришельцы отправлялись в горы за «колюкой», низкорослым колючим кустарником. Греки нагружали этими неприятными ношами своих осликов, русские — свои спины. Казаки-донцы, попавшие на Лемнос зимою, разумеется использовали весь подручный материал, какой годился для топки. Разнесли несколько пустых хуторков близ Мудроса, порубили все чахлые фруктовые деревья и до того увлеклись этим любимым спортом, что заодно прирезали и до 60 баранов. В мае, по жалобам населения, ген. Бруссо назначил смешанную русско-греко-французскую комиссию для выяснения убытков, понесенных обывателями от произвола войск. Я фигурировал в этой комиссии, как представитель прокуратуры. Мы признали подлежащими удовлетворению претензии на сумму до 2000 драхм. Ген. Абрамов положил резолюцию на составленном мною докладе: «Уплатить, когда будем уезжать с острова», что в переводе с канцелярского языка на общежитейский означало «после дождичка в четверг».

На Лемносе, с наступлением весны, казаки обогрелись, вымылись наконец, но не наелись.

Чистым бельем снабдил Мак-Нэб, маленький человечек, но имевший в своем распоряжении большие склады. Его не сердило то, что большинство его подарков перепадало к грекам за «драхмоны», что казачье начальство при официальных торжествах нередко позабывало про него, что не раз по ночам любители «попартизанить» вторгались в его владения и экспроприировали в свою пользу целые тюки имущества. Флегматичный янки щедрой рукой сыпал добро на казаков: то через их начальство, то через учреждения Земского Союза, то и непосредственно.

Земский Союз организовал за счет американцев разные мастерские, питательные пункты, где подкармливались слабые, театры, курсы французского языка и т. д. Высшее военное начальство ненавидело эту самодовлеющую организацию, завидуя ее хозяйственным операциям, которые она перехватывала у него. Вырывала лакомый кусок изо рта. Развращенные в период гражданской войны, не чувствуя над собой никакого контроля и не боясь никакой ответственности, военные хозяйственники знали, как надо вести при теперешних условиях хозяйственные операции.

— Самая первая теперь у нас забота та, чтобы не умереть с голоду. Для этого надо подкармливаться. Чтобы подкармливаться, надо воровать.

Такую программную речь сказал своим подчиненным интендант донского корпуса полковник Чекин, вступая в эту должность после того, как его предшественник ген. Гаврилов, подобно своему предшественнику ген. Осипову, сбежал в Константинополь с казенными турецкими лирами.

О мудром наставлении полк. Чекина своим подчиненным меня информировал один из последних, старый чиновник Павлов.