Шерли Грэхем - Фредерик Дуглас
— То есть как, мисс Эмилия, ведь эта дама говорит…
— Ну да, нас не знакомили, — перебила Эллен.
— Как так, а вы же мне говорили…
— Ну, когда это все было, мисс Эмилия!
Дуглас взял обе руки мисс Эмилии в свои.
— Прошу вас, дамы! Это несправедливо! Представьте меня, пожалуйста, этой молодой особе!
Тон Эмилии стал суров:
— Не следовало бы за то, что вы столько времени не приходили, Фред!
Дуглас отвесил почтительный поклон, но в глазах его по-прежнему светилось недоумение. Эллен пришла на выручку, сказав ему:
— Я дочь Гидеона Питса из Рочестера.
Спустя несколько недель, к ужасу всего Вашингтона, президент Хейс назначил Фредерика Дугласа маршалом Соединенных Штатов в округе Колумбия.
Опасались, что Дуглас насадит теперь негров на все судейские должности и в число присяжных заседателей. Еще больше возражений вызывало то, что по существующей старинной традиции новый маршал будет представлять президенту гостей на официальных приемах.
Итак, на следующем приеме в Белом доме рядом с президентом высилась фигура Фредерика Дугласа, «во фраке, в белых лайковых перчатках, сапогах лаковой кожи и белоснежном галстуке». Теперь его недругам ничего не оставалось делать, как ждать удобного случая, когда он каким-нибудь образом публично скомпрометирует себя, и за это можно будет потребовать его снятия. Не прошло и двух месяцев, как оппозиция радостно потирала руки, решив, что такой случай уже представился.
Маршала пригласили в Балтимор прочесть лекцию в зале Дугласа, названном так в его честь и используемом для целей народного просвещения. В качестве темы своего выступления он избрал такую: «Столица нашего государства». Вечер прошел с большим успехом. Но, проснувшись на следующее утро, Дуглас обнаружил, что, цитируя какие-то фразы из его выступления, печать резко критикует его. В течение нескольких дней ряд газет вел бешеную травлю Дугласа, и были даже организованы комиссии для сбора подписей лиц, требующих удаления Дугласа с поста маршала.
Рассказывали, что президент высмеял эту историю, и точно известно, что после того, как Дуглас сделал публичное заявление в «Вашингтон ивнинг стар», травля прекратилась столь же быстро, сколь и началась.
Дуглас умел говорить очень остроумно, и он сделал несколько юмористических замечаний по поводу американской столицы. «Но, как вам известно, сэр, — писал он в редакцию газеты, — на свете нет ничего легче, чем извратить значение речи и придать ей односторонний смысл. Не такой уж я глупец, чтобы позорить город, в который я вложил свои деньги, обосновавшись там на постоянное местожительство».
Если на то пошло, то Дуглас в своем балтиморском выступлении весьма восторженно превозносил «наш национальный центр… В других местах, — заявил он, — люди принадлежат лишь одному какому-нибудь штату, мы же здесь, в Вашингтоне, принадлежим Соединенным Штатам в целом».
Дуглас в самом деле любил Вашингтон. Вместе со своими детьми и их семьями он занимал теперь два смежных дома на А-стрит, под номерами 316 и 318. Но ему хотелось купить дом где-нибудь в окрестностях города, чтобы Анна могла бы спокойно отдыхать. От здания конгресса до их дома было несколько минут ходьбы, и визитеры у них не переводились. Имелось еще одно обстоятельство: Анна очень скучала по цветам и деревьям. Она избегала того, что ей казалось фривольностями столицы, и редко куда ходила вместе с мужем. Когда Дуглас заговорил о том, чтобы переехать за город, она просияла. Это заставило его начать активные поиски.
Находясь на своем посту, маршал Дуглас ввел в Белый дом нового президента Джеймса Гарфилда.
По традиции маршалу Соединенных Штатов принадлежит честь провожать из Белого дома закончившего срок пребывания на посту президента и после торжественных церемоний в сенате эскортировать вновь избранного на специальную платформу перед зданием конгресса, где президент принимает присягу.
Страна высказывала большие надежды в связи с вступлением Гарфилда на пост президента. Будучи сенатором от штата Огайо, Гарфилд в течение нескольких лет ратовал за реформу.
Не приходилось сомневаться, что положение дел было серьезно. «Под маской послушного принятия своей послевоенной судьбы, — отмечал Дуглас, — Южные штаты возвращались в конгресс как гордые победители, но отнюдь не как раскаявшиеся грешники. Можно было подумать, что виноват не Юг, а лояльные поборники Союза!.. То, что южанам удалось в нескольких штатах посредством жестокости и кровопролития, они собирались осуществить во всех остальных местах при помощи речей и политической стратегии».
Дуглас вспоминал с неприятным чувством инцидент, который он называл «отступлением сенатора Гарфилда».
В своей речи в сенате Гарфилд употребил фразу «предатели клятвопреступники», говоря о людях, состоявших на государственной службе, в свое время давших присягу на верность конституции, а затем нарушивших ее, начав воевать против государства. Сенатор Рандольф Такер поднялся с места и выразил протест против этой фразы. «Единственное, чем нашел Оправдаться мистер Гарфилд в ответ на эту грубость, было то, что не он, дескать, сочинял словарь, — вспоминал потом Дуглас. — Может быть, это была та мягкая форма ответа, которой рассчитывают умалить гнев противника, но ни Чарльз Самнер, ни Бенджамен Уэйд, ни Оуэн Лавджой никогда не ответили бы так. Ни один из этих людей не спрятался бы в таком случае за словарь!»
И все же никто в стране не испытал большего потрясения, чем Дуглас, когда президент Гарфилд был убит. Помимо чувства жалости к хорошему человеку, павшему жертвой жестокого убийцы на заре нового дня, когда он мог быть так полезен Америке, Дуглас понимал, что это погубило и его воскресшие надежды добиться улучшения жизни для своего народа.
Всего лишь за несколько недель до этого Гарфилд пригласил Дугласа в Белый дом для беседы. Президент сказал, что он удивлен, почему его республиканские предшественники не посылали до сих пор ни одного негра в качестве министра или посланника за границу. Он, Гарфилд, собирается изменить этот порядок. Каково мнение Дугласа, примет ли одно из государств Европы кого-нибудь из американских негров?
Ведь остальные народы не разделяют американских предрассудков. А самое главное то, что благодаря этому негритянские граждане обретут новый дух. Для негров это явится знаком того, что правительство имело серьезные намерения, давая им американское гражданство.
Смерть президента погрузила страну в печаль. Скорбь несколько сблизила людей. «Какие еще муки придется пережить для того, чтобы сплотить свободную нацию?» — вопрошали законодатели и все честно мыслящие мужчины и женщины. Теперь почти каждый понимал, что свобода покупается дорогой ценой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});