Борис Григорьев - Королева Кристина

В Риарио она организовала нечто вроде дискуссионного клуба — «Академию политических и литературных упражнений» (Accademia Reale) — и очень много времени отдала ей. Одним из пунктов устава академии был запрет на восхваление собственной персоны, для чего она подбрасывала членам академии такие дискуссионные темы, как: «Человек сам себе враг», «Человек любит лишь однажды» или «Стыдно давать себя обманывать и обманывать других», и с интересом наблюдала, как итальянцы в спорах «ломают копья». Тему обычно излагал основной докладчик, затем выступали его оппоненты и другие члены академии. Перед началом и в конце собрания оркестр играл симфонию. Тайное голосование «академиков» определяло, стоило ли публиковать ту или иную их работу. Кристина, словно на троне, восседала в президентском кресле и своим «чутким» руководством одухотворяла работу клуба.

К концу жизни Кристина прошла через этап определённого переосмысления жизненных ценностей. С. Стольпе пишет: «Мы видели, что девичья вызывающая самоуверенность Кристины основывалась, в частности, на стоическом идеале человека той эпохи. Этот идеал рассыпался… частью из-за уничтожающего опыта, проделанного с помощью всесильной страсти…»[143]

Кристина, внимательно изучавшая труды критиков стоицизма, пошла вслед за ними: «Человек — это пропасть несчастья и неумения; он не знает ни своего тела, ни своей души, но знает только, что он — истинное Ничто, покрытое сверху тонким слоем жизни, и осознание этого делает его не только умным, но и несчастным, ибо вся философия не меняет его и не исправляет». Кристина полагает теперь, что стоицизм не даёт средств к тому, чтобы человек избежал страданий. Для этого он слишком слаб, а если ему это удаётся, то, значит, страдания были не так велики. Да и нужно ли избегать страданий? Бедность, болезни, боль всегда с нами, и разум не в состоянии утешить нас. Спасение можно найти только в религии.

Кристина верит лишь в то добро, которое является результатом Божьей милости — всё остальное чистой воды эгоизм. «Покой, о котором хвастают философы, — это пустое и ничего не содержащее состояние», — говорит она, а «страсти — это соль жизни». Счастлив ли ты или несчастлив, зависит от силы этой страсти. Но главное, чтобы была страсть.

Несмотря на глубокую эволюцию взглядов, произошедшую в 1668–1676 годах, или благодаря ей сама Кристина считала это время самым счастливым в своей жизни. Но одновременно этот период — самый тёмный для её биографов. О нём сохранились лишь общие и довольно скудные сведения, на основе которых трудно проследить процесс трансформации её мировоззрения от стоического к религиозно-мистическому.

Здравый смысл по-прежнему не изменял королеве. В 1679 году она писала во Францию своему другу Бурдело: «…Что касается меня, то я слепо верю взглядам римской церкви и безоговорочно верю всему, что провозглашают её руководители». В то же время своему камергеру дель Монте во время его пребывания в Стокгольме она писала такие строки: «Я сожалею, что в Стокгольме негде посещать мессу, но человек может найти Бога повсюду… и никакое учреждение, как бы хорошо и свято оно ни было, недостаточно без Него». Или епископу Бёрнету: «Церковь конечно же должна управляться Святым Духом; за время пребывания в Риме я видела четырёх пап и клянусь, ни в одном из них не было здравого смысла».

До определённого времени Кристина, приняв католическую веру и проявляя некоторый интерес к теологии, глубоко и серьёзно богословскими вопросами не интересовалась. Никакие модные течения и взгляды на религию её глубоко не волновали и не задевали. Совершенно безразлично, к примеру, она относилась к янсенизму[144], с которым Ватикан упорно и последовательно боролся многие годы.

После её столкновения с духовником Людовика XIV, иезуитским патером Анатом в Париже, Анна Австрийская предупредила Кристину, что критика иезуитов равнозначна поддержке янсенистов, на что Кристина возразила ей, что никакого янсенизма она вокруг себя не видит. Таким образом, борьба Римско-католической церкви с этим течением практически её не коснулась, хотя её друг кардинал Аззолино был членом комиссии по борьбе с янсенизмом.

Впрочем, равнодушие королевы Кристины к внутрирелигиозной борьбе было однажды всё-таки поколеблено. Во время поездок во Францию в 1656–1657 годах внимание Кристины неожиданно привлёк совершенно неизвестный слепой марсельский мистик Франсуа Малаваль. Выходец из буржуазной семьи, он, несмотря на свою слепоту, получил солидное теологическое образование, интересовался естественными науками, писал религиозные труды, принимал верующих и лечил их души. В Марселе его считали оракулом. Суть его учения сводилась к пассивному созерцанию жизни и полному подчинению божественной воле, то есть это был в чистом виде квиетизм[145]. Он говорил, что не обязательно быть учёным, чтобы созерцанием подарить душе покой — самые глупые и обычные люди способны на это.

Кристину, которой всегда претили ханжество и лицемерие служителей Церкви, всякие церковные реликвии и церковные таинства, коварные иезуиты и разгульные кардиналы, учение Малаваля заинтересовало. Марсельский «оракул» предлагал простой, мягкий и доступный путь к миру и спокойствию. Королева встретилась с ним, побеседовала, и он заронил в её душу семя сомнения. Между ними началась переписка. Это, по всей видимости, и стало началом пути, по которому Кристина пошла в своих душевных исканиях. Других видимых событий потом вроде бы не происходило.

Косвенным доказательством того, что среди её интересов был квиетизм, является упомянутая выше переписка с Аззолино из Гамбурга. В письме кардиналу от 15 сентября 1666 года, отвечая на продолжавшуюся в Риме критику её поведения, она пишет: «Я прошу Вас от моего имени передать патеру Фозио, что он напрасно теряет время своими просьбами, чтобы я стала святой, ибо я никогда не смогу обладать достаточной добродетелью для этого, а также достаточной низостью, чтобы притворяться таковой… Я непременно попытаюсь достать L’interieur Chretien и, как только мне это удастся, послать её Вам». Книга «L’interieur chretien»[146] в 1659 году была написана нормандским отшельником Анри де Верньером де Лувиньи и являлась своеобразной программой квиетизма.

Кристине всегда был чужд аскетизм: «Что плохого в том, что человек хочет развлечений?» или «Богу причиняют немало неприятностей, когда думают умилостивить Его подобными глупостями». (Кстати, именно на этой почве у неё и произошёл конфликт с последним папой в её жизни Иннокентием XI.)

В Италии получила распространение испанская форма квиетизма. Римско-католическая церковь считала квиетизм одной из опаснейших разновидностей еретичества и вела с ним непримиримую борьбу. Квиетизм, в отличие от официальной католической религии, был доступной формой общения с Богом без всяких посредников и легко воспринимался всеми слоями населения. Иезуиты, например, разработали целую систему приёмов для культивации души, создали подробнейшие рекомендации о том, как человек должен был себя вести в определённой ситуации, но система была слишком сложной, для многих непонятной и утомительной. У тех, кто пытался ей следовать, всё оставалось по-старому: душа — голодной и неудовлетворённой и там, где была.