Головастик из инкубатора. Когда-то я дал слово пацана: рассказать всю правду о детском доме - Олег Андреевич Сукаченко
Само собой, разумеется, что распинался Кособрюх не просто так. У него была целая схема по облапошиванию работавших на него шестерок, которая заключалась в следующем. После того, как один из них вытаскивал кошелек у какого-нибудь зазевавшегося прохожего или пассажира, он должен был тут же, не мешкая, скинуть бумажник своему подельнику, ожидавшему его за углом (дабы его не могли поймать с поличным). А уже тот, в свою очередь, незамедлительно передавал деньги Косому.
Таким образом, находящийся в относительной безопасности Кособрюх имел возможность не только скрытно забирать из кошелька столько денег, сколько ему заблагорассудится (а то, что он это делал, не вызывало у меня никаких сомнений, иначе, зачем было огород городить со всеми этими «курсами повышения воровской квалификации»?), но и распределять потом наживу между подельниками. Точь-в-точь, как в знаменитом фильме «Свадьба в Малиновке», где бандюган Попандопуло делит награбленные вещи: «Это тебе… Это опять тебе… Это обратно тебе… Это все время тебе… Слушай, я себя не обделил?!».
Короче говоря, Косой офигенно устроился. На него ежедневно «работали» по несколько человек, он стремительно богател, наглел и даже периодически сжигал публично ради выпендрежа деньги, которые с большим риском добывали для него зомбированные ученики. При этом Кособрюх не чувствовал никаких угрызений совести, а значит, по его убеждению, не был ни в чем виноват. «А что, если у тебя совести вообще нет? – спрашивал я новоявленного мафиози. – Может, ты ее вместе с козявкой в детстве слопал. Хочешь и рыбку съесть и на хуй сесть? Не получится! Смотри, Косой, как бы тебе не наебать самого себя. Ведь бог не Тимошка – видит немножко!»…
Очень скоро мне опять пришлось сцепиться с Кособрюхом не на шутку. Все дело в том, что этот моральный урод оборзел уже настолько, что однажды обворовал нашу классную руководительницу Валентину Михайловну, которая, помимо всего прочего, являлась моей самой любимой и уважаемой учительницей!
Помню, как после большой перемены, в самом начале урока она растеряно села за свой стол и упавшим голосом прошептала, обращаясь куда-то в пустоту: «Ребята, у меня, кажется, кошелек украли…». В тотчас же наступившей мертвой тишине Валентина Михайловна еще какое-то время посидела молча, обреченно качая головой и словно не веря в то, что она только что сообщила нам, а затем, громко разрыдавшись, выбежала из класса…
Это было настолько невероятно, что потрясло меня до глубины души! Наш строгий и справедливый Колобок, как все ее называли, и вдруг – горькие слезы! Мы наглядно увидели, как тяжело можно ранить порядочного человека, совершив по отношению к нему какую-нибудь подлость. После этого я уже не мог сдержать своего бешенства и коршуном обрушился на Кособрюха.
«Слушай сюда, Косой! Я знаю, что это твои гнусные проделки! Нафига ты воруешь у своих?!». Кособрюх тут же ощерился своей волчьей ухмылкой и ударил в ответ: «А с каких это пор, Головастый, у тебя учителя своими стали? Ты же сам ворюга, и обкрадываешь людей! А тут пожалел Колобка ни за хер собачий!».
Меня чуть не разорвало от негодования: «Да, я ворую! Но делаю это не в интернате. И уж тем более не обкрадываю женщин, имеющих на попечении маленьких детей! Что плохого тебе сделала Валентина Михайловна, что ты вытащил у нее последние деньги?! Она тебя, мудака, учит, а ты ее обворовываешь!». Косой опять недобро ухмыльнулся: «Поосторожнее на поворотах, Головастый! Колобок сама виновата! Не будет оставлять кошелек, где ни попадя! Знаешь, как у нас говорят: что упало – то пропало! А мы забираем лишь то, что плохо лежит!».
Тут я заметил, как кособрюхская шестерка Шурыгин, по кличке Шуганный, нагнувшись к своему пахану и обслюнявив ему все ухо, что-то лихорадочно шепчет, оскалив противную морду. Мне сразу стало понятно, что на ловца и зверь бежит: «А вот здесь ты не угадал, Косой! Я сейчас выйду из класса, и у тебя будет всего шестьдесят секунд на раздумья. Если твой шнырь не вернет украденные деньги, то зуб даю, что буду пиздить его до тех пор, пока у него этот кошелек из жопы не выскочит! И не дай бог тебе вступиться за этого урода. Ты меня знаешь, Косой – я своих слов на ветер не бросаю».
Ровно через минуту кошелек был у меня в руках, а спустя еще полчаса я передал его Валентине Михайловне, наотрез отказавшись сообщить ей, каким образом очутились у меня ее деньги. Единственное, что я попросил у растроганной учительницы, так это чтобы она больше никогда не оставляла свою сумку в интернате без присмотра, чтобы не вводить в искушение всяких малолетних шакалов. После этих слов Колобок почему-то снова заплакала…
Глава 46
Добро пожаловать или посторонним вход воспрещен!
Название знаменитого детского кинофильма
В Старшем корпусе, так же, как и в Младшем, каждое лето нас продолжали отправлять в пионерские лагеря, но поездки эти уже сильно отличались от тех, что имели место в нашем раннем детстве. Во-первых, отныне мы прибывали туда не с полосатыми вещмешками, пошитыми из выпотрошенных матрасов – теперь у нас появились вполне себе приличные сумки и чемоданы, о происхождении которых я предлагаю вам догадаться самим.
Во-вторых, в т. н. «родительские дни» нам больше не присылали засушенных сухарей – то ли в интернате к тому времени хлеб окончательно закончился (в стране наступила Перестройка, и повсюду ощущался нешуточный дефицит продуктов), то ли администрация осознала, наконец, как сильно унижали детдомовцев подобного рода посылки. Ну, а в-третьих, с возрастом мы и шкодить стали по-взрослому, где-то на грани между безобидными детскими развлечениями и некоторыми статьями уголовного кодекса. Но обо всем по порядку.
Как я уже отмечал ранее, если на хулиганствующих домашних детей еще можно было найти какую-то управу (например, пожаловаться их родителям), то прищучить и обуздать бандитствующих сирот было в сто раз сложнее! Нас даже выгнать из пионерского лагеря не могли, поскольку летом интернат находился на ремонте (за год мы успевали засрать его так, что он требовал чуть ли не капитальной реставрации),
