Эрнст Вайцзеккер - Посол Третьего рейха. Воспоминания немецкого дипломата. 1932–1945

В похожей ситуации находились и евреи. Многочисленные человеческие несчастья и несправедливости войны сильнее всего отразились в судьбе, постигшей евреев. (Менее известен, но, видимо, еще более страшен геноцид, которому подверглись белорусы (погиб, по разным данным, каждый четвертый или каждый третий белорус, 2,2 – 2,5 миллиона человек – в основном в ходе карательных акций немцев и их прислужников из латышских и эстонских формирований), а также сербы – каждый пятый серб (около 1,5 миллиона) погиб в боях либо (мирное население) от рук хорватских фашистов-усташей и части боснийских мусульман, прислуживавших немцам. – Ред.) Их единственной защитой оказалось сочувствие мировой общественности. Глубокая ненависть Гитлера к евреям, приобретенная в молодости в Вене, была перенесена им в Германию (где укрепилась в двадцатых годах, в период революций, разрухи и национального унижения. – Ред.), где он распространил эту ненависть на все сферы жизни.

Министерство иностранных дел было косвенно связано с еврейским вопросом, поскольку он затрагивал отношения со многими иностранными государствами. В меру своих сил мы пытались использовать связи с этими странами для противодействия дискриминации и депортации евреев, осуществлявшейся Гитлером и его сообщниками.

Однако возможности наши были ограниченны, поскольку мы не участвовали в выработке способов решения еврейского вопроса, не могли обращаться к министру иностранных дел, чтобы отстаивать свои взгляды. Равным образом мы не могли обратиться ни в полицию, ни в службу безопасности, через которых мы обычно действовали из чисто человеческого чувства сострадания.

Даже такие всемирно признанные учреждения, как Международное общество Красного Креста или Римско-католическая церковь, обычно оказывавшие поддержку евреям, не считали возможным обращаться к Гитлеру или открыто высказывать свое несогласие с происходившим. Стремясь помочь евреям, эти организации избегали открытых высказываний и действий, поскольку опасались, что в условиях рейха они могут скорее навредить, чем помочь евреям.

Поняв, что лобовая атака результата не даст, мы делали то, что по-человечески оказывалось возможным в каждом конкретном случае, используя разнообразные обходные пути.

Следуя мудрому правилу адмирала Канариса, считавшего, что нельзя упускать ни одного шанса, от бесплодных демонстраций своего несогласия мы перешли к тайной дипломатии, чтобы помочь там, где предотвратить случившееся уже было нельзя. Не поднимая особого шума, мы передавали сведения о творящихся беззакониях Всемирному совету церквей и Международному обществу Красного Креста. Мои старые друзья по генеральному консульству в Женеве – Крауэль, фон Кессель и фон Ностиц – упорно сражались, отстаивая правосудие и человеческое достоинство, и, несмотря на трудности, кое-чего добивались.

Услышав о массовых убийствах евреев и других жителей России (всего на оккупированной территории СССР было преднамеренно истреблено 7 миллионов 420 тысяч человек, погибло на принудительных работах в Германии 2 миллиона 164 тысячи, от жестоких условий оккупации (голод, инфекции, отсутствие медицинской помощи) 4 миллиона 100 тысяч; всего 13 миллионов 684 тысячи, из них около 1 миллиона 200 тысяч евреев. – Ред.), находившихся на занятой нашими войсками территории, я требовал от Риббентропа, чтобы он принял энергичные действия против этих зверств в целом. Мне никогда не довелось узнать, какова была его реакция на все это. Для меня еврейская проблема в целом переросла в большую общую: как быстрее всего заключить мир без Гитлера? Пока проблему не решили, мы должны были по мере сил помогать евреям, равно как и церквям, сохранив остатки законности, безопасности, свободы и порядочности в Третьем рейхе. Следовало воздействовать на бациллу, порождавшую болезнь, а не на ее следствие.

Занимаясь проблемами, в которых он не мог опереться на свой аппарат (в еврейском вопросе, отношениях с партией, полицией и др.), Риббентроп стремился использовать более подходящие средства. В своей частной резиденции в берлинском районе Далем он встречался с бизнесменами. Одного из них, энергичного и не очень разборчивого в средствах Мартина Лютера, он даже устроил в министерство иностранных дел, поручив ему разработку предполагавшихся там реформ.

За короткое время этот реформатор поднялся по служебной лестнице в министерстве иностранных дел, добравшись до должности помощника статс-секретаря. Внешней политикой он не занимался, но во всех остальных случаях и прежде всего в кадровых вопросах был доверенным лицом Риббентропа. Мартин Лютер выступал от его имени в переговорах с полицией, другими министрами и особенно с «заклятым другом» Риббентропа Генрихом Гиммлером.

Я был доволен тем, что, стремясь дистанцировать аппарат этого Лютера от нашего министерства, Риббентроп разместил его в особом здании, которое находилось на некотором расстоянии от министерства иностранных дел, рядом с зоопарком. Но, даже находясь там, этот негодяй был все же достаточно близко, чтобы вмешиваться, если мы пытались помочь конкретным людям (в тех случаях, когда оказывались невозможными другие способы).

Единственной страной, где министерство иностранных дел пользовалось относительной свободой, оставалась Дания. Летом 1942 года, проводя недельный отпуск на берегу пролива Каттегат, мы с женой не ощутили никакого недружелюбия от местного населения. Правда, вскоре разразился конфликт. Находившийся в гармонии со своим бережливым характером и обычаями король весьма лаконично ответил на одну из обычных поздравительных телеграмм Гитлера – думаю, что она была послана в связи с его днем рождения. Прочитав такой ответ, Гитлер счел его оскорбительным. В результате он отозвал нашего посла фон Ренте-Финка, заменив его полицейским генералом доктором Бестом, не имевшим дипломатического опыта. Вдобавок, отправляя генерала в Копенгаген, Гитлер приказал ему вести себя так, как будто он находился во вражеской стране, что еще более усложнило ситуацию.

Сам же Бест вовсе не намеревался вести себя подобным образом и был готов проявлять дружеские чувства. Так, он серьезно воспринял мои рекомендации относиться предупредительно к знаменитому, но неарийскому (по Нюрнбергским законам, принятым в гитлеровской Германии, полукровки, так называемые метисы первой степени, были сильно ограничены в правах; так, они могли вступать в брак с немцами только по особому разрешению. Лицам с 1/4 еврейской крови (метисам второй степени) разрешался брак с немцами, дети считались немцами. – Ред.) физику, профессору Бору (Нильс Бор, наполовину ариец (датчанин), наполовину еврей, специалист по квантовой физике, был в 1943 году вывезен на самолете в США. – Ред.). Насколько мне удавалось улавливать сообщения из Берлина, я знал, что до апреля 1943 года Бест честно и успешно пытался вести себя в Дании подобающим образом.