Воспоминания - Анна Александровна Вырубова
«Народ, – пишет Елизавета Федоровна, – раздражен вследствие голода и сиротства, и его нельзя обвинять». И еще она пишет, что во время войны от нас самих зависит, чтобы нас любили. И еще: «Пока этот грязный мужик, это диво, будет около трона – страна будет в опасном состоянии».
Мама была очень рассержена:
– Я ведь могу и забыть, что она моя сестра!
Старец же, увидев Маму, просил:
– Не сердись на сестру! Это не она враждует со мной – ее соблазняет дьявол. Он толкает ее на это. И когда она победит – то спасется.
Мама плакала и говорила:
– Он святой! Заступается за своих врагов!
Старец добавил еще:
– В Москве не надо больше наказаний. Теперь мира надо добиваться не кнутом, а лаской…
* * *
Старец был с Мамой. Говорил больше часу. Сердится, что Папа медлит.
– Надо убрать Николая Николаевича, – говорит он, – или дождемся того, что все погибнет. Николай Николаевич продает Папу. Продает двор.
Когда мы остались одни, я напомнила старцу, что Милица (жена Петра Николаевича) тогда представила его ко двору.
Рассердился. Видно, не понял меня. Я только хотела выяснить, относится ли ненависть и к ней, как и к Николаю Николаевичу.
Потом, когда успокоился, сказал:
– А может, она подсунула меня, думая, что я напорчу. Ей бы, как и Николаю Николаевичу, только чтобы народ отвернулся от Папы и Мамы. Она ведь права-то вышла – вишь, как все они взъелись на Маму, что меня слушает! Одного не поняла, бесхвостая, что зла добра не бывает!
Я не поняла, а спросить побоялась.
* * *
Без грязи у нас не могут. Капитан фрегата[237] Саблин[238] любимец Папы. Об этом знают все. И его частое присутствие всем понятно. Но иначе рассуждают в салоне у Гневной. Вот что говорилось там о Маме:
– После Орлова она долго не могла утешиться. Саблин ее утешитель. Как это он терпит рядом с собой грязного мужика Распутина?
Потом говорили, что Мама, как истеричка, не только меняет свои привязанности, но одновременно увлекается многими.
Какая пошлость, какая грязь!
Саблин, как и мы все, считает старца нашим лучшим другом. Охранителем царского покоя и величия. И он никогда не был для Мамы тем, кем они его считают. Он ей ближе других, как собеседник, как истинно преданный престолу человек. Она любит с ним говорить. Она его отличает среди других. Но точно так же относится к нему и Папа.
Мама, при ее характере, так трудно сходится с людьми. И поэтому каждая ее улыбка на счету. За ней в буквальном смысле следят, осуждают за то, что всякой другой – не только женщине, но и царице – прощают легко.
* * *
Говорят, что Россия – страна неожиданностей. И все эти неожиданности чаще всего рождаются в Москве. Москву считают городом патриотов, любящих царя и отечество. Но в последнее время оттуда идет нечто противное патриотизму: козни, клеветы, умаление царского достоинства. Все это исходит из Москвы.
Старец был там. Был среди женщин, которых исцелял. Ну и вокруг него создали грязную историю:
«Пил… кутил… были женщины…»[239] – так они говорят о старце[240].
А они, те, кто клевещет, что же, они из щелочки видели старца с женщинами? Нет, они были вместе с ними. И эта мерзкая шлюха, графиня Шереметьева, что подняла весь скандал, – как попала в кутящую компанию?
В донесении генерала Адрианова (московский градоначальник) читаем такую историю:
«Старец Распутин в «Яру», кутил. Были некоторые дамы. Позвали цыган. Они пели и плясали. И во время пляски старец заставлял графиню Шер. плясать, а когда она отказалась, то он будто бы сказал: «Пляши, для меня и царица пляшет!»
Ну и еще что-то.
И эта мерзавка обиделась за Маму и подняла скандал. Если во всем разобраться, то ясно видно, что графиня Шер. чем-то обижена. И уж конечно не из-за оскорбления Мамы, а из-за себя. Если бы она действительно обиделась за Маму, то постаралась бы замять всякие о ней разговоры, а не подымать скандал, который проник даже в газеты.
И еще эта «святая отшельница», в. кн. Елизавета Федоровна, руку приложила ко всем этим гадостям.
Папа, узнав об этом, только сказал:
– Мне стыдно за тех русских дворянок, которые кутят вместе с мужчинами в кабинетах, где поют цыганские хоры. Хористки кормятся этим, ладно, ну а дамы?
Когда стали обращать внимание Папы на присутствие старца и на его якобы упоминание о Маме, он возразил:
– Старец из народа. Любит народные песни. Цыганская заунывная песнь близка его душе. Он мог расчувствоваться и в экстазе упомянуть наши имена. А до клеветы нам дела нет. Он – святой, а на святых всегда клевещут…
Так московские кумушки и отъехали с мокрыми хвостами.
* * *
Бывают дни, когда я перестаю верить, что все, что делается вокруг нас, действительно, а не выдумка, не фантастика.
Третий день я получаю таинственные записки, где меня умоляют прийти и выслушать. Написано наивно, сказала бы, безграмотно и как-то по-детски, но на хорошей бумаге.
«Выслушайте меня. Очень вас прошу. Мне для себя ничего не нужно. Я скоро, очень скоро умру. А то, что я хочу сказать, очень важно. Имеет важность для всей страны. Не откажите. Очень вас, на коленях, о том умоляю».
Завтра с ней увижусь.
* * *
Господи, спаси и помилуй! Умудри меня и подкрепи мою веру! Господи, спаси и помилуй!
* * *
Все это так кошмарно. Так нелепо, что если бы я не видела своими глазами, то не поверила бы. Кому пришла эта жуткая, преступная мысль?
Вот что мне рассказала моя таинственная корреспондентка.
Она зовет себя Зоя. У них в доме, внизу, снял квартиру какой-то иностранец. По виду очень богатый. Говорит по-русски плохо. Назвал себя американцем. Через несколько дней к нему приехали гости. Уехали. Опять приехали. Потом приехала какая-то полная дама. Девочка (ей 18 лет) слышала, что эта дама приехавшая – А.А.Вырубова. Так повторялось несколько раз. В доме, кроме этой девушки и ее глухой бабки, никого нет. Есть еще денщик (он их дворник), тоже глухой. Иностранец, снимая квартиру, очень интересовался вопросом, кто еще живет с бабушкой. И бабушка сказала, что, кроме нее и старого денщика, никого нет. Оно так и было.
Потом Зоя заинтересовалась иностранцем и стала тайком оставаться
