Александр Мартынов - «Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1

Неожиданно для меня в Департаменте ухватились крепко за эту мысль, и Поволжское районное отделение со всеми служащими, документами и перепиской было переведено в Саратов и передано полковнику Семигановскому. Саратовское охранное отделение вошло в районное отделение целиком, с упразднением его самостоятельности. Я был переименован в помощника начальника районного охранного отделения, а ротмистр Филевский из Самары стал другим помощником, с возложением на него функций по руководству розыска в городе Саратове. Новое назначение наружно казалось повышением меня в розыскной службе, ибо моей обязанностью становилось руководство политическим розыском в Казанской, Самарской, Симбирской, Тамбовской, Саратовской и Астраханской губерниях. Но это «повышение» таило в себе некоторые неприятные для меня особенности. Оно прежде всего вынуждало меня отказаться от прямого руководства розыском в самом городе Саратове. Это автоматически означало, что я должен передать всю свою агентуру ротмистру Филевскому, а самому засесть за кабинетным столом в районном отделении и направлять розыск, не имея в своём распоряжении мной добытой и мной организованной секретной агентуры. Кроме того, я понимал, насколько сложными станут мои служебные отношения с полковником Семигановским, хотя, несомненно, в специальном письме Департамента на его имя была высказана уверенность, что при новых взаимоотношениях мы оба сумеем сохранить наилучшие служебные отношения и что мне будет предоставлена полная свобода в руководстве политическим розыском в районе.

Нечто в этом роде высказал мне сам Семигановский. Однако же я передал ему свои опасения и заявил, что, прежде чем принять окончательное решение, останусь ли я на новой должности, я съезжу в Петербург и выясню сам в Департаменте, как именно там понимается моя роль в новой комбинации. Я добавил, что принять новую должность я соглашусь только при условии оставления в моём непосредственном ведении агентуры, освещающей деятельность партии эсеров. Вместе с тем я был согласен передать остальную агентуру. Семигановский не возражал, усиленно уговаривая меня остаться работать с ним.

Я поехал в Петербург, явился в Департамент, где наслышался много лестного о своей деятельности в Саратове. Начальство заверило меня, что фактически, согласно преподанным полковнику Семигановскому указаниям, я буду совершенно свободно руководить политическим розыском не только в районе, но и по городу Саратову. Директор и начальник Особого отдела объяснили мне, что они не могли назначить меня из-за моего малого офицерского чина, а что провести меня в подполковники не удалось из-за протеста со стороны штаба Отдельного корпуса жандармов. Им пришлось пойти на компромисс. Выходило, по их словам, что полковник Семигановский есть вывеска, а фактическим руководителем розыска в Поволжье являюсь я. Пришлось согласиться на эту удивительную и таившую в себе разные неожиданности комбинацию.

Будучи в Петербурге, я, конечно, должен был, как это полагалось, явиться в штаб Отдельного корпуса жандармов, и прежде всего в приёмную его командира, генерал-лейтенанта барона Таубе. Когда мы, чины охранных отделений, являлись в Департамент полиции, то обычно встречали там внимательное, а то и ласковое отношение. Не то было в штабе Отдельного корпуса жандармов. Являясь по очереди сначала к старшему адъютанту, затем к начальнику штаба или его помощнику и, наконец, к командиру Корпуса, мы чувствовали себя чужими. Никто не интересовался ни нами, ни нашими делами.

Что касается меня, то я в этот раз впервые представлялся генералу Таубе, который лично меня не знал. Мне было отлично известно, что генерал не может питать ко мне добрых чувств, ибо считает, что его свойственник, полковник князь Ми[кела]дзе, из-за меня снят с должности начальника Саратовского губернского жандармского управления.

После некоторого ожидания в приёмной я был вызван в кабинет генерала. Вытянувшись по всем правилам, я отчеканил свою фамилию и должность. Предо мной стоял небольшого роста военный, с типичной внешностью русского немца. Он враждебно и зло глядел на меня и сразу, ни с того ни с сего, стал кричать: «Может быть, Департамент полиции и считает вас лучшим офицером в Корпусе, а я считаю вас худшим. Вы, может быть, думаете, что вас надо наградить, а я вам заявляю, что в Корпусе жандармов останется или генерал Таубе, или ротмистр Мартынов. Можете идти!» Несмотря на такой приём, я не потерял оптимизма относительно моей дальнейшей карьеры жандарма. Хотя Таубе и здорово засиделся на своём посту, но в конце концов ему пришлось осчастливить своей персоной донских казаков, атаманом коих он был назначен. В Корпусе жандармов остался я, ротмистр Мартынов.

В 1909 году снова возник вопрос о желательности объединения в одном лице функций командира Отдельного корпуса жандармов и товарища министра внутренних дел по заведованию полицией. Таким лицом был намечен генерал П.Г. Курлов. Вот что он пишет по поводу смешения генерала Таубе в своих воспоминаниях: «…единственное затруднение заключалось в том, что было трудно найти какую-нибудь службу для начальника Корпуса жандармов, барона Таубе. Столыпин не любил откладывать раз задуманное дело и приказал мне прямо от него ехать к генералу Сухомлинову и попросить у него какого-нибудь места для барона Таубе в Военном ведомстве. Генерал Сухомлинов, выслушав меня, сказал, что не может исполнить просьбы министра, так как барон Таубе оставил службу в Военном министерстве и перечислился в администрацию с чином полковника. Поэтому ему, в крайнем случае, можно предложить бригаду, что, конечно, далеко не соответствует занимаемому им теперь посту. Я передал Столыпину ответ Сухомлинова, и он просил его лично по телефону как-нибудь устроить барона Таубе. В тот же день, вечером, меня позвали к телефону, и генерал Сухомлинов просил меня передать министру, что вследствие неожиданно изменившихся обстоятельств он в состоянии предоставить генералу Таубе соответствующее место. Именно в этот день атаман донских казаков получил новое назначение, и военный министр может испросить высочайшее соизволение на назначение на его место генерала Таубе. 26 марта я был назначен начальником Отдельного корпуса жандармов и переименован в генерал-майоры с оставлением шталмейстером…»[141]

Я возвратился в Саратов и принялся за прежнюю работу с несколько видоизменёнными отношениями с полковником Семигановским, который из сослуживца превращался в моего непосредственного начальника. Я стал налаживать организационную часть.

Политическое затишье и ослабление революционного подпольного движения в России можно датировать именно началом или серединой 1909 года. В Саратове же настала тишь и гладь. И так продолжалось все эти три года, когда я руководил политическим розыском в Поволжье. Для меня же лично настало время сравнительного отдыха.