Николай Попель - Впереди - Берлин !

Уже после боя врачи доложили Военному совету, что многие из этих пленников оказались оглохшими или сошедшими с ума.

- Что, братец, интересуешься Гитлером и Геббельсом? - обращается Катуков к солдату.

- Так точно, товарищ командующий. Не пропустить бы их, чертей. Небо наше, ну а на земле и под землей надо все щелки прикрыть.

Проходим мимо обширных прудов для водоплавающей птицы и морских животных. Воды ни капли - сплошная грязь: вся влага пошла на питье гарнизону. Животных в зоологическом саду не видно...

Встречаю Яценко. Спрашиваю его:

- Ну, что тут? Где коренные обитатели?

- От всех животных остался слон, товарищ генерал, вот в том домике. Через три двери ухитрился от страха пролезть. Забился в маленькую комнатушку и трясется, его там не развернуть и не вывести обратно. Горный козел есть, попугай. Танкисты мишку забрали, маленького, месяцев шести.

Уже после взятия рейхсканцелярии мне пришлось видеть этих беспризорных обитателей зоосада, которые нашли себе новых, заботливых хозяев среди гвардейцев. Козел даже прославился в армии своим необычайно воинственным характером, и гвардейцы автоматчики "за мужество, отвагу и стойкость в период осады зоосада" удостоили его высшей награды Третьей империи: повесили на шею Железный крест с дубовыми листьями. Так и бродил рогатый с фашистским полководческим орденом вместо колокольчика.

Мишка был всеобщим любимцем: поили его молоком и угощали сахаром.

Особенно любили танкисты попугая. Он оказался понятливым: быстро научился говорить "Гитлер капут" вместо привычного "Хайль Гитлер". Это восхищало солдат: птица, а сумела правильно оценить обстановку. Немногие чудом уцелевшие животные были баловнями гвардейцев...

Но время для солдатских забав пришло немного позже. А пока продолжался бой за район Тиргартен. Тяжелая артиллерия будто сотнями молотов била снарядами по железобетонной наковальне Тиргартенского бункера. Не хотят сдаваться - пускай глохнут!

В 16:00 меня вызвал к телефону А.Г. Журавлев.

- Только что звонил с фронта генерал Галаджев. Войска Кузнецова водрузили флаг Победы на втором этаже рейхстага. А части генерала Берзарина подошли к Бранденбургским воротам и к восточной стороне имперской канцелярии.

Во всегда спокойном голосе Алексея Георгиевича прорывается ликование. И такое же ликование охватило каждого солдата, когда эта весть облетела части.

Повсюду проходят короткие митинги. "Ура! Ура! Ура!" - катится по рядам.

Остался еще какой-то бросок... Подвиги гвардейцев Кузнецова, шаг за шагом поднимавшихся по ступенькам к куполу рейхстага, вдохновляли все части, все подразделения. И наши воины поднялись в очередную атаку.

Звонок. В трубке хриплый голос Бабаджаняна. Чувствую: волнуется Армо.

- Разрешите доложить: явился парламентер генерального штаба подполковник Зейферд, принес полномочия, подписанные Борманом.

- Прихвати его и давай сюда.

- Рад бы, да не могу: парламентер в штабе тридцать пятой стрелковой дивизии, с которой совместно действуем.

- Ну, спасибо за сообщение, хотя - с опозданием... Телефонисты уже по всей армии разнесли эту новость, а ты только докладываешь.

Бабаджанян продолжает:

- Этот Зейферд договаривается о времени перехода начальника генерального штаба Кребса с какими-то важными сообщениями.

- Вот это интересно, и телефонисты пока не успели тебя опередить,- шутит Катуков.- А еще чем порадуешь?

- Вы сами теперь все лучше будете знать, к Чуйкову-то поближе,- парирует шутку Армо.

Катуков положил трубку и стал дальше рассматривать карту. Линия фронта проходит по Фоссштрассе, рядом с имперской канцелярией. Плечом к плечу пробились сюда от Зеелова наши гвардейские армии. Они двигались в одной полосе, устанавливая тесное взаимодействие. И вот пришли к самому центру Берлина!

- Наконец немцы заговорили! - обращается ко мне Катуков. - Долгонько же думали! Сколько сотен тысяч своих даром погубили, разрушили город, населения сколько погибло...

- Что им жалеть население? Капиталисты удрали и семьи вывезли, а эвакуировать жен и детей рабочих хлопотно, да и невыгодно: армия будет хуже защищать пустой город.

Я позвонил Телегину и доложил, что зоосад захвачен и армия находится в двухстах метрах от имперской канцелярии.

- Слышали, что Кребс пришел? - спрашивает он.

- Немного известно.

- Ну, вам немного, а мне побольше. Уже официально объявлено, что Гитлер покончил самоубийством. Согласно его завещанию, образовано новое правительство. Президент - адмирал Дениц, канцлер - Геббельс, Борман - глава партии. Дениц находится где-то на севере, а Геббельс и Борман - в Берлине, просят у нас перемирия. Коварство фашистов вам известно, смотрите, чтоб переговорами не усыпили вашу бдительность. Переговорами без вас будут заниматься, там находится генерал Соколовский, а ваше дело - не ослаблять нажим, заставить фашистов принять безоговорочную капитуляцию.

Этот разговор происходил утром 1 Мая - солнечного, радостного праздника весны.

Включаю радио. Москва передает парад на Красной площади. А мы находимся в столице врага, за тысячи километров от любимой Родины. Но сердцем чувствуем биение ее сердца, слышим пульс ее жизни. Комнату штаба заполняет чеканный голос диктора Левитана: "Воины Красной армии. В завершающих боях покажите новые образцы отваги и воинского умения. Крепче бейте врага, умело взламывайте его оборону, преследуйте и окружайте захватчиков, не давайте им передышки, пока они не прекратят сопротивления..."

Пока в рейхсканцелярии лидеры фашизма метались в отчаянии, злобе, страхе, на освобожденной Красной армией территории Берлина праздновалось 1 Мая. На всех уцелевших домах развевались красные флаги - символы освобождения города от тирании. Откуда-то сверху послышался могучий звук родных моторов. Будто по команде головы бойцов и офицеров повернулись к небу. На земле еще шел бой, горел рейхстаг, трещали выстрелы в темных подвалах и тоннелях, но в небе над Берлином: наши летчики решили провести праздничный первомайский парад. Строй штурмовиков пронес огромное красное полотнище.

Неворуженным глазом различаю на первом знамени заветное слово, начертанное яркими белыми буквами: "Победа". Проплывают новые полотнища. "Да здравствует 1 Мая!", "Слава советским воинам, водрузившим знамя Победы над Берлином!" Двадцать два истребителя почетным эскортом окружают прекрасную демонстрацию, знаменующую наше безраздельное господство в воздухе.

По рации слышу приветствия наших героев-летчиков;-"Слава, слава героям штурма!" В ответ к небу поднимается фейерверк тысяч ракет. На миг кажется, что не бой идет, а гремит праздничный салют невиданной силы в честь-Победы. Над рейхстагом пилоты разворачивают боевые машины, и красное знамя с надписью "Победа" медленно опускается сверху на его купол.