Философский пароход. 100 лет в изгнании - Коллектив авторов
Долгое путешествие мне понравилось. Прекрасны были ландшафты и пейзажи Австрии, Италии, солнечного Средиземноморья, изменчивая Атлантика, то тихая, то штормовая. Тихоходность и частые стоянки нашей старой «Марты Вашингтон» в разных портах Средиземного моря позволили мне увидеть Неаполь и Везувий, впечатляющее извержение Этны, города – Патры в Греции, Альмерию в Испании, Алжир в Алжире, знаменитые скалы Гибралтара. Честно говоря, эти места оставили поверхностное впечатление, но все же очаровывали и увлекали меня.
Не менее интересными были пассажиры и команда корабля. В основном словацкие и итальянские эмигранты в Соединенные Штаты, простые и добрые люди, ищущие лучшей доли в новой стране.
Среди пассажиров случайно оказались и несколько русских беженцев и один американец – доктор Куэйл, с которым я встречался в Праге. Среди русских эмигрантов была одна довольно шустрая дама, обращавшая на себя внимание тем, что резалась в карты, не вылезала из бара и раскованно заигрывала с мужчинами из числа пассажиров. «С таким поведением она, похоже, будет иметь немало проблем в пуританской Америке», – думалось мне. Я вынес это представление о Соединенных Штатах из книг и полагал, что американский народ находится все еще на пуританской стадии развития морали и нравов. Очень скоро после приезда в Штаты я обнаружил, что мои представления были неверны и что – плохо это или хорошо, – но пуританская стадия сменилась намного более свободными и гибкими правилами поведения и морали. В конце октября, после шестнадцати дней путешествия, «Марта Вашингтон» прибыла в Бостон. Прежде чем пассажиров перевезут в Нью-Йорк, мы должны были провести несколько часов на Бостонской таможне. Проголодавшись, я купил и впервые попробовал прославленную американскую кулебяку. Она так понравилась мне, что я съел три порции. Эта сверхневоздержанность привела к тому, что я избегал кулебяку много лет подряд. На следующее утро мы прибыли в Нью-Йорк.
Новый кризис: восстановление целостности моего мировоззрения
Прежде чем продолжить рассказ о моей жизни, следует, вероятно, сказать несколько слов о новом кризисе в моем мировоззрении и восстановлении целостности моих философских и психосоциологических взглядов и моей системы личностных ценностей, Первая мировая война пробила первые бреши в позитивистском «сциентистском»[57] и гуманистическом мироощущении, которое я имел до войны. Революция же 1917 года разбила вдребезги мои взгляды на мир, вместе с характерными для них позитивистской философией и социологией, утилитарной системой ценностей, концепцией исторического процесса как прогрессивных изменений, эволюции к более лучшему обществу, культуре, человеку. Вместо развития просвещенной, нравственно благородной, эстетически утонченной и творческой гуманности война и революция разбудили в человеке зверя и вывели на арену истории наряду с благородным, мудрым и созидающим меньшинством гигантское число иррациональных человекоподобных животных, слепо убивающих друг друга, разрушающих все великие ценности, ниспровергающих бессмертные достижения человеческого гения и поклоняющихся вульгарности в ее худших формах. Волна смерти, зверства и невежества, захлестнувшая мир в XX, цивилизованном, как считалось, столетии, полностью противоречила всем сладеньким теориям прогрессивной эволюции человека от невежества к науке и мудрости, от звероподобного состояния к благородству нравов, от варварства к цивилизации, от теологической к позитивной[58] стадии развития общества, от тирании к свободе, от нищеты и болезней к неограниченному процветанию и здоровью, от уродства к красоте, от человека – худшего из зверей[59] – к сверхчеловеку-полубогу.
Это вот разительное противоречие заставило меня, как и многих других, придирчиво пересмотреть прошлые взгляды на мир. Мой собственный опыт в течение 1914–1922 годов только усилил потребность в таком пересмотре. В это время я испытал на себе и видел слишком много ненависти, лицемерия, слепоты, зверств и массовых убийств, чтобы сохранить в неприкосновенности восторженное и бодрое мироощущение. Именно эти исторические обстоятельства и экзистенциальные[60] условия начали процесс переоценки моих ценностей, перестройки моих взглядов и изменения меня самого как личности. Перестройка шла постепенно и в течение пяти лет в коммунистической России, и позже, в Европе и в Соединенных Штатах. К концу 1920-х годов этот болезненный, но радостный процесс в основном завершился. Его результатом стало то, что я называю интегральной системой философии, социологии, психологии, этики и личностных ценностей. Какие-то следы этой системы заметны уже в моей «Системе социологии», созданной в России, и в трудах, опубликованных в Чехословакии. Намного более явно эта система проступает в моих книгах, изданных в Америке между 1924 и 1929 годами. В своей завершенной форме основные принципы «интегрализма» систематически изложены в книгах, написанных за последние тридцать лет.
Итак, по приезде в Нью-Йорк еще одна глава моей жизни закончилась и началась новая.
Вместо эпилога
Все чаще эти объявленья:
Однополчане и семья
Вновь выражают сожаленья…
«Сегодня ты, а завтра я!»
Мы вымираем по порядку —
Кто поутру, кто вечерком
И на кладбищенскую грядку
Ложимся, ровненько, рядком.
Невероятно до смешного:
Был целый мир – и нет его.
Вдруг – ни похода ледяного,
Ни капитана Иванова,
Ну, абсолютно ничего!
Г. Иванов, 1931
Приложение. Лица, высланные за границу в 1922–1923 гг.
Абрикосов Владимир Петрович (1880–1966) – католический священник восточного обряда. Окончил историко-филологический факультет Московского университета. Женат на активной деятельнице русского католического движения Анне Ивановне Абрикосовой (1881–1936).
Айхенвальд Юлий Исаевич (1872–1928) – литературный критик, педагог, переводчик, философ. Окончил в Одессе Ришельевскую гимназию (1890) и историко-филологический факультет Новороссийского университета (1894).
Арбузов Александр (Алексей) Дмитриевич (1859–1933) – бывший директор департамента общих дел министерства внутренних дел, сенатор, «…участвовал в собраниях у Абрикосова».
Байков Александр Львович (1874–1943) – юрист, профессор кафедры консульского права Московского института востоковедения. Из дворян. До 1914 г. работал профессором на кафедре международного права Московского университета.
Баккал Илья Юрьевич (1893–1950) – член ЦК партии левых социал-революционеров (эсеров) с 1906 г. После Октября 1917 г. до июля 1918 г. – председатель фракции левых эсеров во ВЦИК.
Бардыгин Василий Михайлович (1893—?) – профессор Археологического института. Из семьи бывшего фабриканта Бардыгина. Арестован 21 июля 1922 г. по обвинению «в антисоветской деятельности, выразившейся в пропагандировании контрреволюционных взглядов и поддержке связей с монархическими
