Грег Кинг - Первая мировая. Убийство, развязавшее войну

В зале представлены и револьверы. В 2004 г. Иезуитский архив Южной Австрии передал музею револьвер системы «Браунинг», который якобы использовал Принцип. Оружие было передано отцом Антоном Пунтигамом вместе с бомбами и некоторыми предметами, принадлежавшими погибшей паре, включая лепестки из букета роз Софии и окровавленную наволочку с шезлонга, на котором лежал эрцгерцог. Пунтигам хотел передать эти предметы детям погибших эрцгерцога и герцогини, но они отказались их взять. Известно, что у пистолета Принципа был серийный номер 19075, но номер револьвера из коллекции Пунтигама — 19074.

В июле 1914 г. граф Харрах передал императору свой автомобиль, в котором погибла супружеская пара, а тот, в свою очередь, предоставил машину музею. Автомобиль доминирует над всеми экспонатами в зале и, как и окровавленный мундир эрцгерцога, является живым свидетелем того рокового события. В его задней двери виден кружок пулевого отверстия — здесь прошла пуля, доставшаяся Софии. Когда в конце Второй мировой войны советские войска вошли в Вену, они захватили все транспортные средства, в том числе печально известный автомобиль; обнаружив, что в автомобиле нет бензина, захватчики пришли в ярость, прокололи его шины и несколько раз выстрелили в его серые борта. Многие посетители музея обращают внимание на его номерной знак: A111-118, — автомобиль, который, можно сказать, возвестил начало Первой мировой войны, обладает цифрами номера, указывающими на день, месяц и год, когда она окончилась.

Ходит множество слухов о заговоре, предшествовавшем убийству в Сараево. Говорили, что за ним стояли венгры и евреи. Надеясь увести следствие подальше от «Черной руки» и Белграда, на судебном разбирательстве Принцип утверждал, что финансировали и помогали в подготовке заговора масоны. Эту же версию выдвигал впоследствии и немецкий генерал Эрих фон Людендорф. Макс после изучения личных документов его отца возлагал вину на неизвестных чинов из немецкой тайной полиции, которые надеялись предотвратить планы эрцгерцога по реструктуризации империи Габсбургов в содружество федеральных штатов. Следует, правда, отметить, что он озвучил свои обвинения в 1937 г., когда угроза аншлюса стала близкой как никогда; и возможно, что таким образом он пытался настроить австрийское общественное мнение против идеи объединения с Германией.

Ни к одному из этих утверждений нельзя относиться достаточно серьезно. Убийство стало следствием серьезных промахов и недальновидных решений упрямых чиновников: Schlamperei — немецкий термин, обозначающий вид систематической бюрократической некомпетентности; он часто используется для объяснения того, как все дошло до столь трагической ошибки. Но не все хотят слышать разумных объяснений, и версия о причастности к убийству официальных австрийских лиц приобрела устойчивое существование. Остается открытым вопрос: только ли ошибки и вопиющая небрежность официальных лиц привели к этим трагическим воскресным событиям?

Существует версия, согласно которой не обошлось и без ненависти к Францу Фердинанду и нежелания допустить его к престолу Австро-Венгрии, с одной стороны, а с другой — нужен был повод, чтобы развязать агрессию против Сербии. Газеты в Вене открыто усомнились в компетентности государственных чиновников, которые не посчитали нужным «взять под наблюдение» будущих убийц эрцгерцога. Все это было очень «странно и поразительно», говорит один историк, что «военные власти Боснии и тайная полиция не предприняли достаточных мер для защиты эрцгерцога и его жены».

Как говорил премьер-министр Венгрии Иштван Тиса: «Совершенно необъяснимое положение дел должно было существовать в полиции Сараево, если в день убийства шесть или семь заговорщиков, вооруженных пистолетами и бомбами, смогли спокойно расположиться вдоль маршрута следования наследника престола, и никто из них не оказался под наблюдением и не был арестован». Граф Юлий Андраши заставил покраснеть членов венгерского парламента, когда задал вопрос, как те, кто отвечал за организацию боснийского визита эрцгерцога, зная о боснийских волнениях и антиавстрийской пропаганде, могли допустить его посещение города в День св. Вита? Почему не были обеспечены необходимые меры безопасности? Почему после первой неудачной попытки покушения, когда была брошена бомба, программа визита была продолжена? Все произошедшее, продолжал обвинять Андраши, говорит о том, что была допущена «грубейшая небрежность» со стороны должностных лиц в Вене и властей Сараево. А утверждение, что они ничего не знали о готовящемся заговоре, выглядит «невероятным».

Венгры всегда были готовы критиковать Австрию, и возможно, это является просто очередным примером. Но и многие австрийцы также были склонны думать про худшее. Когда Первая мировая война закончилась и Австрия стала республикой, Лео Пфеффер, судья, который собирал доказательства произошедшего в Сараево, утверждал, что некоторые неназванные высокопоставленные австрийские чиновники сознательно содействовали убийству, игнорируя предупреждения и практически не занимаясь обеспечением безопасности. Графиня Ланьюс фон Велленбург, фрейлина Софии, задавала вопрос: «Почему эрцгерцога так стремились отправить на маневры в Боснию? Возможно, именно потому, что он там должен был быть убит». Архиепископ Сараево Стадлер гневно говорил, что, по его мнению, Франца Фердинанда и Софию «специально направили на улицу с убийцами». Артур, граф Польцер-Ходиц, служивший адъютантом у императора Карла, намекал, что ответственность за трагический визит Франца Фердинанда лежит на его врагах.

Подобные подозрения высказывались не только в империи Габсбургов. В начале 1916 г. падкий на сенсации и не всегда заслуживающий доверия английский журналист Уикхем Стид указывал на Вену, когда писал: «Конечно же, нельзя сказать, что для агентов секретной службы Австро-Венгрии было выше их сил работать в Белграде или Сараево или что они были не в силах устранить нежелательных лиц или создать предлог для войны». Позднее в своих мемуарах он был более откровенным. «Возможность «устранения» наследника престола и его супруги, — писал он, — с точки зрения Габсбургов, вряд ли рассматривалась как очень плачевное событие». Другие надеялись таким образом отвлечь внимание от причастности Белграда к произошедшему. В 1924 г. сербский генеральный консул в Монреале поддержал версию причастности австрийских официальных лиц, обвиняя в произошедшем Габсбургов.

Но самое известное мнение о возможном существовании заговора принадлежит бывшей наследной принцессе Стефании. «Тайна Сараево, — заявляла она, — охраняется не хуже, чем секрет Майерлинга. Я думаю, что настало время рассказать правду о несчастных Франце Фердинанде и Софии. Они также стали жертвами… Франц Фердинанд и София осмелились бросить вызов императору. Им приходилось постоянно платить за свое счастье, и в конце концов они отдали за него свою жизнь». Затем она добавила: «Они убили их! Увы! Я предупреждала и предостерегала; я знаю их методы. Сараево не могло бы случиться вне ведения министров. Император знал об опасности, знал об угрозе, нависшей над наследником престола, но он просто сидел и смотрел».