Антон Вильгоцкий - Кто такая Айн Рэнд?

Эти дискуссии были совершенно непонятны для Рэнд, но, тем не менее, она видела: что-то очень неправильно. Натана, некогда бывшего предельно рациональным и честным в своих разговорах с ней, будто бы подменили. Он ходил кругами, противоречил сам себе и был не в состоянии четко излагать свои мысли. Тревожнее всего было то, что когда Рэнд спрашивала Натана, как он к ней относится, тот отвечал: «Я не знаю». Точно так же он не мог объяснить своих чувств к Барбаре или Патриции. Человек, которого Рэнд славила как своего учителя психологии, выглядел совершенно оторванным от своего внутреннего состояния! После года этих мучений Рэнд потеряла надежду. «Он заставляет меня чувствовать себя мертвой», – написала она в своем дневнике. Потом, в июне 1968, Натан написал Рэнд письмо, в котором честно признался, что разница в возрасте между ними делает невозможной для него перспективу продолжения любовных отношений с ней.

Письмо Натана знаменовало собой его разрыв не только с Рэнд, но и с объективистской философией как таковой. Объективизм учил, что в основе секса лежит не физическое влечение – а глубокое признание общих ценностей и чувство, что партнер воплощает собой наивысшее человеческое достижение. Рэнд не только была эмоционально сломлена – теперь она начала беспокоиться, что Натан является неподобающим представителем работы всей ее жизни. Он попался в ловушку физической привлекательности, и это многое говорило о его эмоциональном и душевном смятении. И он ударил Рэнд по самому больному месту, сказав ей, что она больше не является привлекательной для него.

Но даже после письма Рэнд продолжала отчаянно цепляться за надежду сохранить отношения с Натаном. На фоне того, как быстро порывала она с другими людьми, которые прогневили ее, усилия по сохранению этой связи выглядели поистине экстраординарными. «Любить – значит делать исключение», – написала она в «Источнике», и теперь она делала очень большое исключение для человека, которому посвятила другую свою книгу, «Атлант расправил плечи». Они с Натаном продолжали оставаться партнерами по бизнесу, понимая, что уже никогда больше им не удастся воссоздать личную близость первых лет. ИНБ и всеамериканское объективистское движение продолжали свою деятельность без изменений. Натан стал работать над тем, чтобы победить свою неспособность жить в согласии с объективистскими принципами и согласился перестать видеться с Патрицией, являвшейся источником его эмоциональных трудностей. Рэнд все еще верила, что его отношения с этой женщиной носят платонический характер, но начала подозревать, что у Натана есть подавленные чувства к Патриции, которых он не осознает, но подспудно стыдится. Это было еще одним примером его неспособности пересмотреть свои убеждения или думать рационально.

В этом нестабильном состоянии они провели большую часть лета. Айн и Натан продолжали вместе редактировать статьи, но продолжительным сеансам терапии настал конец. Вместо этого Натан стал видеться с Алланом Блюменталем. Тот имел медицинское образование, но не имел познаний в психологии, за исключением того, чему обучил его сам Натан. Теперь он стал исповедником Брандена. Натан признался в своей любви к Патриции, но умолчал о том, что уже завел роман с ней. Это признание Блюменталь незамедлительно передал Рэнд, после чего ее холодность многократно возросла. Однако публично она ничего не сказала. Ей и Натану предстояло выработать новый, более отстраненный тип отношений в качестве коллег и деловых партнеров. «Коллектив» чувствовал эти трения, но никто не понимал всей полноты той драматичной ситуации, что разворачивалась в высших кругах их общества.

Конец недомолвкам и загадкам положила Барбара Бранден. Письмо, содержащее полуправду, не помогло смягчить напряжение, в котором жили она и Натан. Измученный и болезненный, Натан с каждым днем съеживался под грузом собственной лжи. Он рассказал Барбаре о Патриции, что сделало ее соучастницей как его любовной интриги, так и его попыток обмануть Рэнд. Поскольку как раз в это же время Рэнд начала проявлять особо теплые чувства по отношению к Барбаре, та стала страдать от глубокого чувства вины. Когда в августе Рэнд объявила, что собирается сделать Барбару своей законной наследницей вместо Натана, она не выдержала. Барбара поставила Натану ультиматум: настало время рассказать Айн всю правду, включая историю о его отношениях с Патрицией. Если он не расскажет ей сам, это сделает Барбара. С чувством обреченного облегчения Натан предоставил своей бывшей жене право его разоблачить.

То был самый худший и жестокий из многочисленных приступов ярости Рэнд. Когда Барбара рассказала ей всю историю отношений Натана с Патрицией, Айн побелела от злости. Она вызвала Натана, трусливо съежившегося в своей квартире несколькими этажами выше. Барбара, Фрэнк и Аллан Блюменталь ждали вместе с ней. Когда Натан пришел, Рэнд усадила его у себя в фойе и обрушила на него поток оскорблений. Он был самозванцем, фальшивкой. Она уничтожит его, разрушит его доброе имя и сотрет его из истории. В припадке ярости она залепила ему три увесистых пощечины. Натан сидел без движения, безропотно снося ее оскорбления и удары. Даже годы спустя он и Барбара дословно помнили, какими были ее последние слова: «Если в тебе осталась еще хоть толика морали, хоть толика психологического здоровья – ты будешь импотентом в течение следующих двадцати лет! А если у тебя появятся хоть проблески потенции, ты будешь знать, что это – знак еще большего морального разложения!». После этого она приказала ему убираться из ее квартиры. Это был последний раз, когда они виделись.

Гнев Рэнд не знал границ. Она никогда не забыла и никогда не простила. Это был не просто гнев отвергнутой женщины, но и гнев женщины, которую предали. Почти пять лет Натан лгал Рэнд, говоря о своих чувствах и о своих отношениях с Патрицией. Их часы напряженных разговоров и консультаций, столь мучительные и энергоемкие для Рэнд, оказались притворством, которое нужно было ему, чтобы замаскировать обман и предательство. В то же самое время, Институт Натаниэля Брандена разросся от небольшого курса лекций до влиятельной организации, охватывавшей всю страну. Вещая от имени Рэнд, Натан стал богатым и знаменитым. У него был контракт на книгу с ее издателем и терапевтическая практика, услугами которой пользовались многие из ее последователей. Он, как Рэнд теперь видела это, выдавал себя за Джона Голта или Говарда Рорка – но был на деле хуже, чем любой из злодеев, которые когда-либо появлялись на свет из-под ее пера. Человек, который занимался продвижением ее наследия и был публичным лицом объективистского движения, оказался не более чем презренным секонд-хендером, неспособным применять на практике принципы, которые он проповедовал! Своим предательством Натан Бранден нанес сильнейший удар глубоко в сердце Рэнд и ее философии и сделал посмешище из обоих.