Александр Алтунин - На службе Отечеству

Открываю глаза. Возле меня стоит на коленях Санькин. Никогда еще я не видел его в таком отчаянии. Сняв шапку, он, почему-то перейдя на шепот, повторяет:

- Товарища политрука убили. Убили товарища Абраменко, Митрофана Васильевича убили, гады...

- Кто убил?! - кричу я, ошеломленный страшной вестью.

- Фрицы, фрицы проклятые, - простонал Санькин. - Где?

- В третьем взводе.

Выскакиваю на улицу и бегу к боевому охранению, полагая, что Митрофан Васильевич погиб там.

- Не туда! - Санькин показывает на приземистое строение, где разместился на ночлег взвод сержанта Гареева.

Страшная весть подняла на ноги всю роту. Со всех сторон бегут вооруженные красноармейцы. Во дворе сталкиваюсь с группой разъяренных бойцов третьего взвода, окруживших каких-то мужчин в восточном одеянии.

- Кто они? - спрашиваю громко, но ответа не получаю. Красноармейцы, пытаясь достать кулаками задержанных, теснят бойцов, которые их охраняют.

- Смирно! Прекратить безобразие!

На этот раз меня услышали. Бойцы отпрянули от задержанных и недовольно повернулись ко мне. Красноармеец Шиян весь дергается от негодования.

- Кого задержали, Шиян?

- Притаившихся гадюк, фрицев проклятых, товарищ комроты! - Он грозит кулаком задержанным. - Они хотели зарезать товарища политрука.

- Где Митрофан Васильевич?

- Там. - Шиян показывает на дверь, ведущую в жилое помещение.

- Задержанных охраняйте до выяснения, - приказываю я.

В комнате при свете керосиновой лампы Петин проворно бинтует плечо политрука. На лбу Митрофана Васильевича выступили капельки пота'.

- Что случилось? Рана серьешая? - спросил я, опускаясь рядом.

- Да нет, - небрежно отмахнулся Митрофан Васильевич, - пустяковая: лезвие кинжала распороло шинель и скользнуло по плечу. Во время обхода увидел я три крадущиеся: к хозяйственным постройкам фигуры, закутанные в женскую одежду. Показались они мне подозрительными: и рост слишком высокий для женщин, и походка не женская. Кричу "Стой!", а они бежать. Выхватил револьвер, бросился следом, у сарая кто-то нанес мне удар. Падая, нажал курок. На выстрел прибежал сержант Гречин с бойцами. Они окружили двор и задержали четырех мужчин, непохожих на местных жителей.

Когда я доложил о ЧП, капитан Николаенко распорядился тщательно обыскать все постройки, заглянуть во все укромные уголки.

До Нового года оставалось семнадцать часов. Мы выступили на рассвете, раньше главных сил, потому что нам предстояло совершить глубокий обходный маневр. Я подошел к Абраменко, которого уговорил остаться в селении вместе со старшиной, и протянул руку:

- До свидания, Митрофан Васильевич.

- До встречи в Старом Крыму, - ответил он тихо.

- До встречи, Митрофан Васильевич, до скорой встречи!

Я не предполагал, что встреча эта никогда не состоится.

Было еще темно, когда взводные колонны спустились с юго-западной окраины Ак-Мелеза в глубокую низину и зашагали по ней, утопая в снегу.

Погода резко изменилась: холодный северо-восточный ветер стих, температура резко подскочила вверх, в воздухе потянуло сыростью. Пробившееся сквозь тучи солнце растопило снег. Мы идем по щиколотку в воде, которая просачивается в сапоги. Все чаще над нами пролетают фашистские бомбардировщики, но свой смертоносный груз они сбрасывают главным образом на шоссе, где наступают основные силы полка. Из-за гряды высот со стороны Старого Крыма вынырнули юркие "мессеры". Летят они низко над землей, почти над нашими головами, и, уже проскочив, неожиданно разворачиваются. Едва успеваю подать сигнал: "Рассредоточиться". Бойцы разбегаются по полю. Истребители ястребами кружат над ротой. Наконец, расстреляв последние патроны, они улетают. Командую: "Собраться во взводные колонны и продолжать путь". Внимательно осмотрев поле, облегченно вздыхаю: фашисты впустую потратили боеприпасы. Поравнявшись с первым взводом, замечаю, что по шее рослого Бочкова стекает струйка крови.

- Бочков! - кричу. - Вы ранены?

- Так, - отмахивается тот, - обожгло слегка.

Петин быстро накладывает повязку на его простреленное ухо.

Медленно карабкаемся по склонам высоты, которая поднимается над Старым Крымом с северо-востока. Подозвав командиров взводов, выдвигаюсь с ними вперед и выхожу на гребень. Перед нашими глазами открывается неожиданная картина: лучи солнца освещают низину, в которой расположен Старый Крым, как на ладони видны его дома. По шоссе к северо-восточной окраине поселка течет беспрерывный поток вражеских машин с солдатами и грузами. Вид отступающих фашистов лишил меня хладнокровия. В памяти всплывает приказ комбата: "Оседлайте шоссе и закройте фашистам дорогу".

Развертываю роту в цепь и ускоренным шагом ведущее вниз. Когда цепь достигает середины низины{20} и можно уже четко различить все происходящее на шоссе, какая-то неудержимая сила подхватывает меня и выбрасывает вперед. Почти вырываю ручной пулемет из рук Малышко и выпускаю длинную очередь по колонне автомашин, набитых фашистами. Те бросаются врассыпную. Мы устремляемся вперед.

Со стороны наша атака показалась бы дерзкой авантюрой: чуть больше сотни бойцов атакуют численно превосходящего противника, правда разбросанного вдоль шоосе. Однако наш расчет был на внезапность, на то, что батальон, а затем и полк придут нам на помощь.

Поворачиваю голову влево, чтобы окинуть взглядом цепь наступающих, и правую щеку и шею прожигает словно расплавленным свинцом. Рот наполняется кровью. Споткнувшись, падаю. А фашистский пулемет, установленный на бронетранспортере, косит все вокруг. Рядом со мной падают раненые и убитые. Пытаюсь подавить вражеский пулемет, но от сильной отдачи теряю сознание. Очнувшись, вижу, что Малышко короткими очередями продолжает дуэль с пулеметчиком. Залегшие бойцы метким огнем вынудили фашистов прервать движение по шоссе. Вдруг слышу спокойный голос Украинцева:

- Товарищ комроты! Слева от нас фрицы спешиваются с машин, переправляются через ручей и бегут к гребню высоты, с которой мы спустились. Не меньше двух рот.

- Задержи их, - с трудом тихо выговариваю я. - Передай команду: "Всем следовать за командиром роты".

Спускаясь с гребня высоты, я заметил, что между высотой и шоссейной дорогой протекает небольшая речушка, скорее, ручей с обрывистыми берегами. С помощью бойцов поднимаюсь и, пересиливая боль, шагаю к ручью. Слышу, как четко работают наши пулеметы, не дают фашистам броситься в преследование, с особой теплотой думаю о лейтенанте Украинцеве. Я спокоен: если погибну, рота останется в надежных руках.

Прежде чем скрыться под обрывистым берегом ручья, внимательно оглядываю поле боя, и чувство радости охватывает меня: рота организованно отходит, пулеметчики отступают поочередно, не видно и признаков растерянности. Бредем по ледяной воде. Подняться на берег нельзя: скосят.