Владимир Бондаренко - Бродский: Русский поэт

Питерскому коту Самсону посвящено стихотворение:

Кот Самсон прописан в центре,в переулке возле церкви.Он красив и безработен.По натуре — беззаботен…<…>Обеспеченный ночлегом,он сочувствует коллегам:тот — водичку пьет из Мойки,тот — поужинал в помойке,тот — вздремнул на полчаса,тот — спасается от пса,тот — совсем больной от стужи……Кран ворчит на кухне сонно:«Есть ли совесть у Самсона?..»

На даче Анны Ахматовой поэт сдружился с соседским котом Глюком, о котором Ахматова говорила: «Ну, знаете, это уже не кот, это целых полтора кота». Бродский даже описал внешность этого Глюка. «Открывается старая, шуршащая… дверь и из-за нее выглядывает пушистая прелесть… знатный кот, всем котам кот…» Видя, как поэт привязался к этому Глюку, Анна Андреевна стала его самого звать «Полтора кота». Впрочем, в прежней жизни, по буддийским канонам, которые Бродский хорошо знал, он и представлял себя рыжим пушистым котом. Как пишет Валентина Полухина, этот рыжий кот стал являться его друзьям после смерти поэта. Его видели в Нью-Йорке на могиле поэта. Режиссер Андрей Хржановский даже снял анимационно-документально-игровой фильм «Полтора кота», посвященный Иосифу Бродскому. В фильме кот — alter ego поэта, экран заполнен самыми разными котами, рисованными и живыми (в роли кота Бродского снимался кот писателя Андрея Битова).

Из северной ссылки Иосиф не раз посылал родителям и знакомым рисунки себя в виде кота. Людмила Штерн вспоминает: «Мама выиграла двухнедельного котенка в преферанс и объявила конкурс на лучшее имя». Бродский назвал юного кота картежным именем Пас, или ласково — Пасик. Пасик обожал, когда его гладили, позволял делать с собой что угодно, сворачивать, поворачивать, надевать на нос очки. О нем поэт тоже написал стихи:

О синеглазый, славный Пасик!Побудь со мной, побудь хоть часик.Смятенный дух с его ворчаньемСмири своим святым урчаньем.Позволь тебя погладить, то естьВоспеть тем самым, шерсть и доблесть.

Как-то Бродский сказал: «Обратите внимание — у кошек нет ни одного некрасивого движения». В американском одиночестве Иосифа Бродского спасал и оживлял лишь кот Миссисипи. Если к Бродскому приходили гости, знаком особого расположения служило предложение поэта: «Хотите, я разбужу для вас кота?» После замужества Мария стала звать обоих своих мужчин — рыжего Миссисипи и Иосифа — котами: «Эй, коты, идите сюда!» Оба откликались на зов немедленно. Иногда Бродский вывозил своего кота из Нью-Йорка на природу в деревню Саут-Хэдли.

Андрей Вознесенский, вспоминая встречу с Бродским в его нью-йоркской квартире в Гринвич-Виллидже, выделяет, что первым делом хозяин квартиры спросил его: «А у вас есть кот?» — и с интересом выслушал историю Вознесенского, как его кошка забралась на высоченную сосну на даче в Переделкине и пришлось пилить сосну, чтобы спасти ее. Звали ее Кус-кус, и Бродскому это имя приглянулось: «О, это поразительно. Поистине в кошке есть что-то арабское. Ночь. Полумесяц. Египет. Мистика…»

МАРИЯ И АННА

Анна Александра Мария, по-домашнему просто Нюша — дочь, которую родила Бродскому любимая жена Мария. Близкие друзья Бродского утверждают, что несколько лет с ней были для него счастливее, нежели предыдущие пятьдесят. Уверен, так и было. Познакомившись с Марией в Милане, я и сам подпал под очарование одновременно и аристократической, и глубинно русской, и доброжелательной, и потрясающе красивой женщины.

Мария, как и Марина, неразговорчива, не дает интервью и не пиарит себя как вдову нобелевского лауреата. В отличие от болтливых друзей, рассказавших уже всё, что они знали и не знали, и Марина, и Мария хранят молчание, но до каких пор? Их книги разлетались бы по всему миру, но мир не видит ни этих книг, ни их самих. Разве что неугомонная польская газета, а вернее, польская приятельница поэта Ирэна Грудзиньска-Гросс сумела взять небольшое интервью у вдовы поэта, опубликованное 9 мая 2000 года в «Газете Выборчей». Выделю в нем два момента. Первый: Иосиф Бродский и Италия.

«И.Г.-Г.: Как возникла любовь Бродского к Италии?

Мария Соццани-Бродская: Русские делятся на две категории: на тех, кто обожествляет Францию, и на тех, кто без ума от Италии. В Италии писали Гоголь и Вячеслав Иванов, сочинял музыку Чайковский, рисовал Александр Иванов. Иосиф был открыт на многие страны, но с Италией был связан особенно. Уже в юности он читал итальянскую литературу. Мы много раз говорили даже о малоизвестных авторах, которых за пределами Италии почти никто и не вспоминает… Иосиф всегда помнил и то, что уже в восемнадцатом и девятнадцатом веках контакты между художниками Италии и России были очень интенсивными.

И. Г.-Г.: Отсюда и выбор Рима как места для его Академии…

М.С.-Б.: Бродский трижды бывал в римской American Academy, она его вдохновляла. Он провел в ней много времени, результатом явились „Римские элегии“. Рим — это был логичный выбор, хотя Иосиф думал и о Венеции… В конце жизни он активно включился в разные проекты помощи людям. Начал этим особенно интенсивно заниматься после 1992 года, когда он стал „поэтом-лауреатом“ Соединенных Штатов. Он тогда хотел сделать так, чтобы поэзию можно было найти в отелях или супермаркетах, — этот проект реализован. Три или четыре года его жизни были посвящены как раз таким делам, и Русская академия в Риме была последним из них».

Второй момент: как относился поэт к России в последние годы? Почему так и не приехал?

«И. Г.-Г.: Некоторые утверждали, что Бродский был безразличен по отношению к России. Ни разу не поехал, несмотря на многочисленные приглашения. Многие считали, что он должен был вернуться, ведь он был самым выдающимся русским поэтом…

М.С.-Б.: Он не хотел возвращаться, поскольку его друзья и так к нему приезжали, чтобы встретиться. Родителей уже не было в живых, страна была другой, вот он и не хотел появляться как некая дива, когда у людей было много больших забот. Его жизнь шла в одном направлении, а возвращения всегда трудны. Если бы пришлось переезжать, мы поехали бы в Италию. Мы даже об этом говорили — он получил бы работу в Перудже, в Университете для иностранцев, а там было бы видно. Но это были только мечты. Иосиф даже не хотел, чтобы его похоронили в России. Идею о похоронах в Венеции высказал один из его друзей. Это город, который, не считая Санкт-Петербурга, Иосиф любил больше всего. Кроме того, рассуждая эгоистически, Италия — моя страна, поэтому было лучше, чтобы мой муж там и был похоронен. Похоронить его в Венеции было проще, чем в других городах, например, в моем родном городе Компиньяно около Лукки. Венеция ближе к России и является более доступным городом.