Разведка: лица и личности - Вадим Алексеевич Кирпиченко
Есть и другие, более ранние свидетельства на этот счет. В своей широко известной книге «Незнакомцы на мосту» адвокат Рудольфа Абеля Джеймс Донован, который, кстати, проникся глубокой симпатией к своему подзащитному, писал о предателях: «Подобно многим своим предшественникам, Хэйханен (сотрудник КГБ, предавший Абеля. — Прим, авт.) сознавал, что жизнь большинства перебежчиков не перестает быть адом. Как только он перешел линию, старые его страхи сменились новыми. Он потерял семью, родину, прошлое… Во время Второй мировой войны я знал многих перебежчиков. Несчастные случаи, пьянство, так называемое нервное расстройство и самоубийство были частыми явлениями среди них».
Для меня было приятной неожиданностью, что мои собственные мысли и оценки по поводу предателей в основном совпадают с мнением бывшего директора ЦРУ и известного адвоката.
За последние годы у нас стало модным обращаться к знаменитому толковому словарю Даля. Писатели и журналисты прибегают к этому приему для подтверждения собственной позиции по какому-либо вопросу, для придания большей выразительности своим тезисам… Решил и я посмотреть, какое объяснение понятию «предатель» давалось в прошлом. По Далю, это «изменник, вероломец, крамольник, лукавый и облыжный человек, душепродавец». В общем, «предатель» и ныне столь же ясное и конкретное понятие, каким оно было прежде, и смысл его неподвластен времени.
СНОВА О ПРЕДАТЕЛЯХ — ТЕПЕРЬ О КАЛУГИНЕ
Эта тема не уходит из нашей жизни и никого не оставляет равнодушным. Физиономии предателей из разных ведомств довольно часто мелькают теперь на экранах телевизоров, им дают возможность выступать в прессе, с ними устраиваются дискуссии. Похоже, что это становится нормой нашего бытия. Люди, открывающие предателям дорогу на телеэкран и в прессу, ссылаются на то, что они дают возможность зрителю и читателю самим разобраться в сути происходящего, и не считают подобные действия аморальными. Как говорится, Бог им судья.
Из всех предателей последнего времени самым вредоносным является, конечно, Олег Калугин. Утверждая это, я не выдвигаю против Калугина юридически обоснованных обвинений в выдаче спецслужбам других держав агентов и сотрудников российской внешней разведки, хотя полностью уверен, что дело обстоит именно так. Расследование, естественно, должны провести прокуратура и суд совместно с компетентными службами.
Тем не менее я попытаюсь обосновать некоторые имеющиеся у меня соображения, опираясь на уже опубликованные в прессе материалы и не касаясь тех данных, которые хранятся в наших служебных досье.
Но прежде всего о личности Калугина.
Несомненно, Калугин — человек способный, смелый в суждениях, энергичный, предприимчивый, решительный и тому подобное, но все эти его качества заряжены отрицательной энергией и оказывали разлагающее воздействие на ближайшее окружение. Никаких особых заслуг перед разведкой и перед государством у него не было, а быстрый рост по службе объясняется умением сходиться с нужными людьми и повязывать их общими делами и интересами, скрепляя дружеские отношения обильными возлияниями.
Пребывание Калугина на посту начальника Управления внешней контрразведки ПГУ КГБ СССР с 1973 по 1979 год отмечено прежде всего тем, что в этот период не был разоблачен ни один агент спецслужб противника из числа работавших в нашей разведке. С учетом фактов сегодняшнего дня вполне уместно задать вопрос: а не было ли здесь умысла и расчетов на будущую дружбу со спецслужбами США? Или за этим скрывается что-то более серьезное? Некоторые действия Калугина в бытность его начальником Управления «К» (внешняя контрразведка) ПГУ КГБ говорят о том, что он был крайне не заинтересован в проникновении в ЦРУ, ФБР и другие важные для нас объекты.
Хотя если вспомнить его выступления на служебных совещаниях и на партийных собраниях, то они были самыми что ни на есть ортодоксальными, самыми жесткими, требовательными и верноподданническими. Никаких «демократических вихляний» он не допускал и никому их не прощал. Известен такой случай: секретарь парткома Управления «К» Николай Иванович Штыков выразил сомнение, стоит ли изучать, как это предписывалось свыше, литературные произведения Л. И. Брежнева, — они-де ничего не дают да и к тому же не им самим написаны. Калугин не пропустил мимо ушей эти высказывания секретаря парткома и добился его осуждения, снятия с должности и откомандирования из Управления внешней контрразведки, то есть, выражаясь его собственным языком, «схарчил» Штыкова. Ход был правильный. Секретарь слишком много знал о жизни и деятельности начальника Управления «К». Эта история о «принципиальности» Калугина и его «верности партийному знамени» живо обсуждалась в разведке.
Как-то в одном из своих интервью Калугин заявил, что он пришел в органы безопасности романтически настроенным юношей. Верится в это с трудом. Чего-чего, а романтизма у Калугина, похоже, отродясь не было. Он и в молодости, судя по его мемуарам, был алчным, циничным и беспринципным волчонком. Об этом свидетельствуют многие факты его биографии, не имеющие ничего общего ни с романтизмом, ни с «моральным обликом коммуниста», ни с «демократическими ценностями». А то, что он рассказывает о своей юношеской невинности, и долгие перечисления любимых писателей, художников и поэтов — не что иное, как попытка спрятать волчьи зубы под овечьей шкурой, чтобы внушить читателям своих мемуаров мысль о собственной чистоте, непорочности и интеллектуальности.
Быстро достигнув при помощи друзей поста начальника Управления «К», Калугин начал протаптывать путь на более высокую ступень. Речь идет о должности заместителя начальника разведки — куратора линии внешней контрразведки. На этом посту тогда находился участник Великой Отечественной войны, опытный контрразведчик, волею случая оказавшийся на одной из важных позиций в ПГУ. Разведки и международных дел он не знал и имел к тому же слабость к спиртному. Калугин начал его подсиживать и заметно преуспел в этом деле. Правда, на освободившееся место Калугина не назначили, а услали в Ленинград, так как к этому времени полностью проявилась его собственная несостоятельность как руководителя, не говоря уже об атмосфере аморальности, которую он создал вокруг себя. А
