Симона Берто - Эдит Пиаф

Потом она мне говорила: «Добиться добилась, но стоила ли овчинка выделки?.. А, Момона?» Кто бы ей возражал, только не я.

На следующий день после счастливой ночи Эдит прождала Джона с утра до вечера. Ни слуху ни духу. И ни завтра, ни послезавтра. Она была в ярости. Через месяц — мы собирались уезжать из Нью-Йорка — зазвонил телефон. Мужской голос спросил:

— Алло, это кто?

Эдит ответила:

— Эдит.

И услышала:

— Говорит Джон.

— А! Ну ты даешь! Где ты набрался наглости?

— До вечера!

И повесил трубку. Но его поезд уже ушел. Давно вернулся Эдди, и Джон больше не интересовал Эдит. Поэтому когда вечером он предстал, величественный, как испанский гранд, то в вестибюль к нему вышла не Эдит, а я. Он решил, что она на него обиделась, но так и не понял, за что…

Когда Эдди вернулся, вкусив семейных радостей, у него был вид одновременно довольный и смущенный: вид человека, который ловко оставил нас в дураках. Поскольку, по словам Эдит, она со своей стороны могла себя кое в чем упрекнуть, то не стала задавать лишних вопросов. Все разговоры вертелись вокруг Шарля и его нового носа.

— Ну, как ты себе нравишься? — спросила Эдит.

— Вообще… я как-то изменился. Когда мельком вижу себя в зеркале, мне кажется, я встречаюсь с каким-то приятелем, и только через секунду осознаю, что это я.

— Как ты его находишь, Момона?

— Очень хорошо.

— А ты, Эдди?

— Совершенно другой человек.

А Шарль думал: «Заметят ли в Париже это изменение?»

Перед отъездом из Америки Эдит близко познакомилась с генералом Эйзенхауэром. Он пришел на ее концерт в «Версаль» и, как и принцесса Елизавета, пригласил ее за свой стол вместе с Эдди, который был очень горд знакомством с тем, кто вскоре должен был стать президентом его страны.

Встреча прошла почти запросто. Эдит была польщена, но не более. Генералы на нее не производили такого впечатления, как принцессы. Все держались свободно. Генерал попросил Эдит спеть его любимую песню «Autumn Leaves» («Осенние листья»). Она ее никогда не пела, я очень боялась, что она собьется, но все прошло хорошо.

Генерал знал массу французских песен и все время спрашивал Эдит: «А такую песню вы знаете? А такую?» Ему было очень весело, и он пел вместе с ней. Американцы не то что англичане: их стиль — простота, но в этом — тоже класс!

Отъезд не предвещал осложнений. Мы забирали с собой Эдди и Шарля. С Пьером Рошем все обошлось безболезненно. Он женился на канадке Аглае, которая не захотела покинуть свою страну… Они с Шарлем расстались мирно.

Эдит была в восторге. Наконец он принадлежал ей безраздельно! «Шарль, теперь ты увидишь! Положись на меня!» Шарль уже видел. С Эдит у него был безнадежный случай: она больше не боялась, что он её покинет, и вертела им как хотела.

Сразу по приезде Эдит слетала в Касабланку повидать Маринетту и троих ребятишек Сердана: Марселя, Рене и Пополя, которых она очень любила. Но там не задержалась: ее ждала «Маленькая Лили».

С этой музыкальной комедией была целая история, разговоры о ней тянулись уже два года. «Маленькая Лили» — это триумф воли Эдит, так как каждый, от кого зависела судьба постановки, тянул в свою сторону и никто не хотел иметь дела друг с другом.

Митти Гольдин, всемогущий директор «АВС», заказал Марселю Ашару музыкальную комедию под этим названием. Марсель Ашар рассказал нам историю, лучше которой для Эдит было трудно придумать. Она захотела, чтобы ее поставил Реймон Руло. Он же разорался, что «никогда ноги его не будет на сцене, принадлежащей Митти Гольдину, и уж, во всяком случае, никогда он не станет работать над пьесой Ашара»! Автор в свою очередь требовал, чтобы художником-постановщиком была Лили де Нобили, о которой Гольдин и слышать не хотел. Единственной, кого все принимали безоговорочно, была Маргерит Монно.

Между собой они встречались по-дружески, и каждый другому клялся, что с остальными ни за что работать не будет. Поскольку вместе собираться они отказывались, Эдит пришлось взять на себя роль «связного» и встречаться со всеми по очереди. Но дело не двигалось с места. Однако, если Эдит решила, что она чего-то добьется, она не отступалась.

«Момона, морочат они мне голову! Я решила играть «Маленькую Лили» в «АВС», в постановке Реймона Руло, в декорациях Лили Нобили, и я буду ее играть! У них здоровые глотки, но я их переору!»

Я лично в этом сомневалась. Мне довелось присутствовать на нескольких их заседаниях. Я была уверена, что никогда в жизни им не договориться — так они поливали друг друга. И оказалась не права. Все это было на публику! Как только Эдит сказала: «Я держу банк и сдаю карты!» — все тут же притихли. Но какой риск!

Когда начали распределять роли, все снова чуть не развалилось. Эдит решила, что роль Спенсера, гангстера, должен получить Эдди. По внешним данным он для нее очень подходил, по внутренним — нет. Митти о нем и слышать не хотел, он говорил: «Ходит как медведь на задних лапах, чудовищный акцент…» Тут уж ржали все, потому что после тридцати лет жизни в Париже Митти говорил так, будто только вчера приехал из Одессы!

Уговорил Митти Реймон Руло: «Сделаем купюры в тексте, — сказал он. — Гангстеры — это люди дела, говорят они мало!»

Молодого премьера Марио должен был играть шансонье Пьер Дестай, но с этим так тянули, что он оказался занятым, и тогда Эдит предложила отдать роль никому не известному Роберу Ламурё. Тут вдруг у всех оказалось единое мнение — все были против! Но Эдит обладала одним качеством: стоило ей хоть раз заметить у человека талант, она об этом не забывала. Митти и Руло рвали на себе волосы. «Два дебютанта в афише, я разорен!» — рыдал Митти, который, кстати говоря, не так уж много вложил в это предприятие. «Я двоих таких не потяну!» — вторил ему Руло. Не считая Эдит, которая как актриса не была второй Сарой Бернар!

Начало вышло многообещающим. Но самое лучшее приберег Марсель Ашар на десерт. Оказывается, два года споры шли о пьесе, которая еще не была написана! Существовало только название: «Маленькая Лили» и песни.

Марсель Ашар с большим увлечением писал тексты, к которым Маргерит Монно должна была сочинить музыку.

«В музыкальной комедии главное — это музыка и песни, остальное — «заполнитель», — говорила Эдит, которая терпеть не могла учить наизусть драматические тексты. Марсель Ашар был в восторге от того, что она его так прекрасно понимала. Один Руло был недоволен — видите ли, он считал, что для спектакля нужна пьеса!

В день первой репетиции, очень довольный, поглядывая на окружающих хитрым глазом через свои иллюминаторы — он носил огромные очки, — Марсель принес несколько листков и раздал их актерам.