Эдвард Радзинский - Боги и люди

Но вся Прага оказалась отнюдь не во власти мятежников, но во власти Фигаро!

Чтобы поболее узнать о Моцарте, я отправился сегодня к его либреттисту да Понте… Нашел его в дешевой гостинице. Он сочинял. На столе – бутылка, на коленях – шлюха, которая при моем появлении бросилась прочь из комнаты. Он тотчас начал хвастаться:

– Как видите в Праге: «Фигаро – здесь, Фигаро – там». «Фигаро» всюду!.. Наш гений успешно волочится за всеми красотками-певичками».

На этой фразе за окном раздался знакомый смех! И в окне напротив я увидел Моцарта.

Обе дешевые гостиницы расположены на узкой улочке так, что можно беседовать стоя в окнах.

– Я счастлив видеть вас барон … как он сказал – «волочится за красотками»? Лучше сказать плетется. На иное нет сил … я смертельно устаю из-за новой работы, о которой вам сейчас расскажет этот распутник.

– Я всего лишь изучаю тему оперы, барон! Будущая опера, либретто которой я пишу, называется «Дон Жуан»…

В это время за фигуркой Моцарта возникло огромное смуглое носатое чудовище. На старике был шитый золотом жилет, давно исчезнувший в Европе и напудренная коса… Он церемонно раскланялся, как обучали полстолетия назад … И я узнал его. Это был приживал по имени Казанова, живущий в имении моего друга графа Вальдштейна… Говорят, в молодости он отличился несравненными удачами в охоте на женщин. И теперь старый ловелас приглашен директором оперы поделится опытом с сочинителями Дон Жуана.

И тут троица распутников, стоя в окнах, стала хором исполнять арию из будущей оперы о распутнике четвертом! О, Боже!..

Из Дневника

В Праге – огромный успех «Дон Жуана». А у нас в Вене не торопятся. Все это время в опере исполняли «Тарара» Сальери. (Отмечу – с неизменным успехом.) И вот вчера – долгожданная премьера Моцарта.

Я пошел в театр, чтобы стать свидетелем: «Дон Жуан» провалился. Наши тупоголовые венцы ждали повторения «Фигаро». Они пришли поразвлечься веселыми похождениями наказанного небом ловеласа. Но «Дон Жуан» не слишком веселит. Это лихорадочное напряжение. Устрашающее неистовство музыки. И это явление Командора… Железный ритм… Дыхание предвечного… Я был не прав… Рождается новый Моцарт… Я счастлив.

Моцарт встретил провал, к моему изумлению, насмешливо. Он сказал только одну фразу: «Ну что ж, дадим им время разжевать».

Наконец-то мы увиделись с Моцартом. После пражских успехов император назначил его камер-музыкантом с обязанностью сочинять музыку для придворных маскарадов.

Наша беседа:

МОЦАРТ. Восемьсот флоринов за музыку для маскарадов. Слишком мало за то, что я мог бы сделать, и слишком много за то, что я буду делать.

Я. И все-таки – это радость. Я поздравляю вас с долгожданным зачислением на придворную службу.

МОЦАРТ. Нужно было умереть бедняге Глюку, чтобы мечта покойного отца наконец-то осуществилась.

(Добавлю: «наилучший из отцов» скончался в прошлом году, и теперь он – один на один со своей судьбой.)

МОЦАРТ. Если бы вы знали, в каком я сейчас положении. Такого и врагу не пожелаешь.

Да, несмотря на жалованье, он весь в долгах… Но я не дал ему денег. Все-таки у него – жалованье. Замечу: он ко многим теперь обращается с одними и теми же словами. На днях его почитатель купец Пухберг показал мне его послание: «Боже, в каком я положении! Такого и врагу не пожелаешь. Если вы, наилучший из друзей, не поможете мне, я погибну вместе с бедной больной женой и ребенком». И т. д. Как все художественные натуры, он несколько преувеличивает – и нищету свою, и ее болезни. Кстати, сей «наилучший из друзей» дал ему деньги. На эти деньги Констанца отправилась сейчас на курорт. Кажется, она там поправилась слишком быстро. И, видно, веберовский темперамент сыграл с ней злую шутку.

Он пожаловался мне, что какой-то его знакомый, который вообще-то относится к женщинам с большим уважением, написал из Бадена о Констанце отвратительные дерзости. Но, видимо, и она тоже кое-что узнала. Во всяком случае, в письме, которое он при мне сочинял, он ей писал в начале: «Я не хочу, чтобы ты поступала так подло!.».

А в конце: «Не мучь ни себя, ни меня излишней ревностью! Умоляю! И ты увидишь, какими довольными мы станем! Лишь умное ровное поведение женщины может возложить узы на мужчину. Пойми это!»

О, Моцарт!

Из дневника 1790 год

Итак, умер дорогой император, и на престол взошел Леопольд II. Наш новый повелитель, в отличие от прежних Габсбургов, отнюдь не знаток музыки. Хотя недурно играет на лире. Как всегда при новом царствовании, все прежние фавориты тотчас потеряли места.

Уже утром Моцарт появился в моем доме. Он был так взволнован, что забыл о приветствии. Наш разговор (кратко):

МОЦАРТ. Неужели это правда? Неужели Сальери…

Я. Совершеннейшая правда. Новый император сказал: «Этот Сальери – невыносимый эгоист. Он хочет, чтобы в моем театре ставились только его оперы и в них пели только его любовницы». Вчера наш Сальери ушел в отставку. На его место назначен молодой Йозеф Вайгель.

МОЦАРТ. Значит, я могу рассчитывать на место Второго Капельмейстера? Я написал прошение, дорогой барон. У меня большие надежды. Я предчувствую! Неужели я стою у врат своего счастья? Вы не представляете, как мне нужны сейчас деньги. Это жалованье спасет меня. Вы передадите мое прошение, барон? Я здесь упоминаю: Сальери совершенно пренебрегал церковной музыкой. Я же…

Он еще что-то лихорадочно говорил… Я взялся передать его прошение.

И хотя мне жаль Моцарта, но во имя музыки… Короче. Передавая прошение императору, я сопроводил его необходимым комментарием.

Из дневника 1790 год

Итак, он не получил место Второго Капельмейстера. Но вместо того чтобы покориться судьбе, этот безумец продал все бывшее в доме серебро и на свой страх и риск отправился во Франкфурт-на-Майне. Там совершалась коронация. И хотя Моцарта не приглашали, он решил попытать счастья у нового императора и заодно заработать деньги во время путешествия. Как он хочет вырваться в прежнюю жизнь! Сегодня я навестил Констанцу. Эта балаболка охотно мне показала все последние письма мужа.

Вот что он писал ей:

«Моя любимая. Мы великолепно отобедали под божественную застольную музыку. Райское гостеприимство и восхитительное мозельское пиво. Какую великолепную жизнь мы поведем, когда я вернусь. Я мечтаю работать. Так работать, чтоб мы никогда более не попали в столь фатальное положение».

(Замечу: он сочиняет сейчас, не гнушаясь самым мелким заработком. Он написал ей, что сочинил музыкальную пьесу для часов какого-то мастера!..

«О, если бы это были большие часы и аппарат звучал как орган! Но инструмент состоит из маленьких дудочек… Ах, моя милая, это хвастовство, что в имперских городах хорошо зарабатывают. Люди здесь еще большие крохоборы, чем в Вене».)