Деловые письма. Великий русский физик о насущном - Пётр Леонидович Капица

Нельзя винить людей, что они не шли ко мне; как они сами говорили, они не чувствовали, что мое положение на факультете прочно. И действительно, после двух лет работы я получил от проректора (ак. Христиановича) письмо, что за непосещение собрания в честь семидесятилетия товарища Сталина я буду уволен, мое письменное объяснение, почему я не мог быть, было признано неубедительным, и в том же месяце меня уволили[216].

В эти годы, когда я работал над описанной проблемой, основной помощью для меня мог бы быть ассистент, но сколько я ни пытался, я так и не могу его получить от Академии наук, так что в лаборатории все делаю сам. В этом, по существу, нет ничего плохого, а работа в одиночку до сих пор меня удовлетворяла, и, несмотря на все житейские невзгоды, благодаря возможности хорошо концентрировать свои силы, она оказалась очень продуктивной. Кроме основной работы, о которой я Вам пишу, за эти годы мною напечатаны пять научных работ по гидродинамике, и сейчас я готовлю к печати еще две. На две трети я написал монографию «Физические основы техники глубокого холода», но когда я узнал, что американцы в больших масштабах разрабатывают мой метод низкого давления получения кислорода (у нас его развитие фактически прекратили), то перестал писать, чтобы не публиковать книгу на пользу американской технике.

Я обрабатывал стенограммы моих лекций по общей физике, чтобы их издать в виде курса, боюсь, что его не согласятся напечатать после моего увольнения из МГУ[217] <…>

Мне говорят, что созданного мною института мне вернуть нельзя. Самое ценное в моем институте были кадры, как научные, так и технические, механики, ассистенты, монтеры и др. Их всех я сам тщательно подбирал и воспитывал. Если теперь где-нибудь я и получу площадь и средства, то нужных мне кадров взять неоткуда. Конечно, я могу их снова воспитать из молодежи, но это возьмет два-три года, одному это сделать трудно, и это берет много сил.

Попав в такое положение, виноват, первым долгом, я сам, так как, очевидно, самому человеку надлежит уметь согласовывать свои поступки с реальным окружением.

Сейчас я готов позабыть всякое чувство обиды и хочу сделать все, что в моих силах, чтобы изменить создавшееся положение и добиваться здоровых условий для развития этой важной для нас работы, но я не знаю, как за это правильно взяться.

Я обращаюсь к Вам в надежде, что, оценив создавшееся положение, Вы найдете возможным указать мне путь, ведущий к полноценному развитию моей научной работы.

Искренне уважающий Вас П. Капица

30 декабря 1950, Николина Гора

Глубокоуважаемый Георгий Максимилианович!

Согласно тому, что Вы мне сказали по телефону, сегодня я послал товарищу И. В. Сталину подробные материалы о своей научной работе.

Я написал о том, что уже сделано, и о том, что предполагается в дальнейшем[218].

Уважающий Вас П. Капица

22 июля 1953, Николина Гора

Председателю Совета Министров СССР

Г. М. Маленкову

Глубокоуважаемый Георгий Максимилианович!

Два месяца тому назад, 15 мая, у Президента Академии наук СССР А. П. Несмеянова в присутствии академика А. В. Топчиева и товарища Б. Р. Лазаренко происходило совещание, о котором, мне думается, в связи с событиями последних дней мне следует Вам написать[219].

Совещание было по поводу организации моих работ в области электроники, и, поскольку президент проявлял нерешительность в их поддержке, я поднял вопрос о причине того, что вот уже семь лет мне как ученому не дают возможности полноценно работать. Я просил президента указать хоть на одну крупную ошибку в моей научной работе, которая могла бы оправдать такое отношение ко мне.

Факты говорят как раз обратное. Когда меня наказывали в 1946 г., в основную вину мне была поставлена ошибочность предложенного и разработанного мною нового направления в кислородной проблеме – именно цикл низкого давления. Я и некоторые другие ученые не были согласны с этим, и последующие годы действительно показали, что постановление Совета министров, касающееся оценки моих работ, несомненно, было ошибочно.

Теперь мои работы в области кислорода пользуются широким признанием не только за границей, но и у нас. Как раз сейчас крупнейшая установка в Туле построена по моему циклу низкого давления и с моими турбодетандерами. Как и следовало ожидать, все экономические показатели этой установки получились значительно выше прежних немецких установок высокого давления.

По-видимому, я был одним из первых ученых, который открыто выступил и указал на реальность использования атомной энергии для создания атомных бомб колоссальной разрушительной силы и указал на необходимость работать над этими вопросами. (Я имею в виду мое выступление в Колонном зале на антифашистском митинге 12 октября 1941 г.)[220]

Так почему же, спросил я, вот уже семь лет меня лишают моих учеников, сотрудников, созданных мною уникальных установок для работы в области низких температур и сильных магнитных полей? Эти работы, по общему признанию, выдвигали нашу советскую науку на ведущее место в одной из крупнейших областей современной физики.

Я ставлю перед ним как президентом вопрос, что я сделал такого плохого, чтобы могло быть оправдано теперешнее систематическое удушение моих научных работ? Несмеянов ответил, что он считает, что причина этого отношения не вызвана моей научной деятельностью и она не была ему сообщена как президенту Академии наук.

Я попросил его обратиться в правительство с официальным запросом и выяснить эту причину, потому что не только как ученый, но и как советский гражданин я имею право знать, в чем я неправильно поступаю, и его положение президента Академии наук обязывает ответить на такой вопрос академика. После такой резкой с моей стороны постановки вопроса президент спросил меня, не было ли у меня личного столкновения с некоторыми из членов правительства. Я ответил, что у меня не было таких столкновений, если не считать Вознесенского. Несмеянов заметил, что теперь это не имеет значения, и спросил, не было ли у меня столкновений с Берией. Я сказал, что, действительно, у меня был с ним ряд крупных расхождений, но все эти разногласия касались дела, и я думал, что у нас в стране это не может быть причиной для того, чтобы лишать ученого возможности научно работать. Мне сказали, что напрасно я так думаю, и присутствующий при этом академик Топчиев указал, что как раз Берия всецело ведает