Константин Телегин - Войны несчитанные вёрсты

Из разговоров с работниками Генерального штаба нам было известно, что там идет работа над планами летнего наступления и что нашему фронту в нем отводится видное место, но по вполне понятным причинам знали мы далеко не все.

Первые признаки повышенного внимания Ставки к белорусскому направлению появилось уже в феврале, когда между нашим и 1-м Украинским фронтами появился еще один - 2-й Белорусский. Наш фронт в этой связи был переименован в 1-й Белорусский.

Вновь образованный сосед охватывал Полесье с юга. Линия соприкосновения наших фронтов проходила по левому флангу 61-й армии.

Размышляя в период относительного зимнего затишья о перспективах развития военных действий в предстоящей летней кампании, мы все в Военном совете и штабе фронта не раз возвращались к рассмотрению возможности нанесения охватывающих ударов по войскам "нависавшей" над нашим левым флангом, а теперь и 2-м Белорусским фронтом, немецко-фашистской группой армий "Центр".

Сама идея выглядела довольно заманчивой, однако наличие и расстановка сил сторон явно затрудняли ее реализацию. Целых четыре наших армии были прочно привязаны к Рогачевско-Жлобинскому, точнее сказать - бобруйскому направлению, где силы противника были достаточно внушительными, и ослабление этого участка полностью исключалось. На левом же фланге войска 61-й армии были растянуты на таком, скажем прямо, недопустимо широком фронте, что их скорое использование в каких-либо новых наступательных действиях далеко не гарантировало успеха.

Трезво оценивая преимущества и недостатки расположения наших войск, мы не рае приходили к выводу о целесообразности объединения обоих Белорусских фронтов под единым командованием, создания единого фронта, протяженностью от Быхова на севере до Владимира-Волынского на юге.

Правда, осуществление подобного решения привело бы к растягиванию линии фронта до 800 километров, однако предоставляло в распоряжение и крайне привлекательную возможность маневра внушительными силами, сосредоточенными на флангах.

Пока мы таким образом планировали, войска 2-го Белорусского фронта под командованием генерала П. А. Курочкина, приняв на себя неожиданный и очень сильный удар противника, вынуждены были отойти и позволить противнику деблокировать гарнизон Ковеля. Это печальное событие лишний раз подтвердило наличие противостоявшей нам мощной группировки гитлеровцев, которая намерена отчаянно оборонять занимаемые рубежи, и всякое непродуманное, поспешное действие с нашей стороны в этих условиях было бы преступлением.

Наличие двух фронтов на практически одном оперативном направлении, судя по всему, не устраивало и Верховное Главнокомандование. Во всяком случае, 5 апреля 1944 года 2-й Белорусский фронт был расформирован, а мы вскоре получили решение Ставки о передаче нам его 47, 61, 70-й армий. Наш фронт так и остался 1-м Белорусским. Несколько позже, 24 апреля 1944 года, в результате разделения Западного фронта теперь уже справа от нас, развернулись вновь созданные 2-й и 3-й Белорусские фронты.

Вскоре после этих событий Военный совет и штаб фронта разработали и представили в Ставку свои первые предложения но проведению наступательной операции.

На самом процессе разработки предложений и последовательности событий, связанных с поиском окончательного решения, я вынужден остановиться особо, поскольку на этот счет появилось в последнее время несколько не полностью совпадающих и не совсем точных, на мой взгляд, толкований.

Встречаясь в те дни с К. К. Рокоссовским, я постоянно отмечал в его поведении признаки какой-то не свойственной ему самоуглубленной рассеянности.

Я понимал, что, будучи человеком просто не способным делать что-либо вполсилы, он и сейчас полностью погружен в поиск того единственного решения, которое могло бы устоять против любых возражений, своей всесторонней продуманностью и основательностью гарантировать безусловный успех.

Даже в редкие минуты отдыха, в ходе разговоров на какую-нибудь отвлеченную тему он иногда внезапно замолкал, уходил в себя, молча размышлял и вдруг, бросив коротко: "Прошу извинить!" - просил адъютанта соединить с нужным лицом.

По вечерам, после ужина и до глубокой ночи, пригласив к себе начальника штаба и командующих родами войск, увлеченно работал на карте, спрашивал, уточнял, терпеливо выслушивал возражения.

В такие минуты главенство К. К. Рокоссовского в кругу своих соратников, оставаясь неколебимым, никого и ни в чем не связывало. Разговор шел чаще всего живой, мнения высказывались свободно, подчас настойчиво защищались. Замечания к своим, высказанным здесь суждениям Константин Константинович принимал с завидной готовностью понять собеседника.

Чаще всего на утро после таких затянувшихся бдений К. К. Рокоссовский с очевидной целью уточнения каких-то спорных положений сам выезжал в войска, целые дни проводил на передовой, возвращался затемно, случалось, что и промокший, со следами болотной грязи на своем любимом кожаном реглане.

Едва поужинав, шел к себе или к Малинину, куда, словно на манящий огонек, без приглашения, а по заведенному порядку собирались все те же лица, многие из которых также целый день провели в войсках.

Сейчас можно смело сказать, что именно тогда, в ходе пристрастного обсуждения самых различных мнений, и родились, точнее сказать, оформились основные положения предложенного позднее плана действий.

Одновременно с нами над предложениями по проведению наступательной операции в предстоявшей летней кампании работало и командование 1-го Украинского фронта, которым тогда уже командовал Г. К. Жуков, сменивший на этом посту умершего генерала Н. Ф. Ватутина.

Первый вариант плана, представленный командованием нашего фронта, как и план командования 1-го Украинского, предусматривал задействование большого количества танковых сил и по этой причине был отвергнут Ставкой, не располагавшей возможностью введения в бок просимого количества танковых соединений. Эти планы подробно изложены в специальной литературе, и я не буду повторять здесь их содержания, поскольку они не были осуществлены.

Однако ничто не проходит без следа. Отсутствие возможности выделения необходимого количества танковых войск чуть не поставило наш фронт под угрозу нового разделения на два самостоятельных объединения. Связь же тут просматривалась такая. С точки зрения работников Генерального штаба, огромная растянутость линии нашего фронта могла быть оправдана только возможностью осуществления глубинного охватывающего удара, требующего, как было уже сказано, значительных танковых сил. А поскольку сам план этого охватывающего удара не получил одобрения, то и надобность в столь протяженном фронте вроде бы отпадала сама собой.