Игорь Курукин - Анна Иоанновна

Привязанности Анны было недостаточно — Бирону, с его поверхностным образованием, незнанием языка, людей, обычаев, предстояло укрепить своё положение. Заботы митавского двора были несопоставимы с открывшимися перспективами наперсника повелительницы великой державы, но и ко многому обязывали. Конечно, можно было сосредоточиться на конюшенно-хозяйственных делах, празднествах и охотничьих развлечениях. Но тогда у Анны неизбежно появились бы иные советники в большой политике, а ему пришлось бы довольствоваться должностью завхоза при стареющей императрице. Эта роль подходила, к примеру, Рейнгольду Левенвольде — но не честолюбивому и волевому Бирону.

Правда, серьёзной оппозиции его выдвижению не было: российская аристократия, привыкшая жить службой и не имевшая прочных связей с родовыми владениями и провинциальным дворянством, и прежде не умела коллективно защищать свои права, а Петровские реформы способствовали притоку в её ряды отечественных и заграничных выдвиженцев.

Автор одной из первых (изданной в 1764 году) биографий Бирона Ф. Рюль, собирая высказывания современников, составил портрет герцога: «Среднего роста, но необычайно хорошо сложен, черты его лица не столь величавы, сколь привлекательны, вся его персона обворожительна. Его душе, которой нельзя отказать в величии, свойственна совершенно поразительная способность во всех событиях схватывать истину, всё устраивать в своих интересах и великолепное знание всех тех приёмов, которые могли бы пригодиться для его целей. Он неутомимо деятелен, расторопен в своих планах и почти всегда успешно их исполняет. Как бы велики ни были эти преимущества, их всё же омрачает невыносимая гордыня при удаче и доходящая до низости депрессия в противных обстоятельствах; посему Бирон снова погрузился во прах, откуда каприз удачи его вознёс. В общении живой и приятный, дар его речи, подчёркнутый необычной благозвучностью голоса, пленителен, каждое движение оживляет большая грация, таким образом, нельзя отрицать, что… у него не было недостатка ни в одном из тех качеств, которые создают превосходного придворного»{472}.

Если оставить в стороне пассажи о величии души и исключительной способности «схватывать истину», то это портрет настоящего придворного — энергичного, гибкого, умеющего быть «обворожительным» и при том «всё устраивать в своих интересах». Однако за парадной стороной жизни фаворита — дворцовыми церемониями, блеском нарядов, титулами и прочими милостями — скрывалась другая, которая и сделала малопримечательного курляндского дворянина важным звеном в механизме верховного управления государством.

Неудивительно, что фаворита изображали ограниченным, алчным, жестоким, заносчивым, несдержанным, мстительным. «Этот человек, сделавший столь удивительную карьеру, не имел вовсе образования, говорил только по-немецки и на своём природном курляндском наречии; он даже довольно плохо читал по-немецки, в особенности же если при этом попадались латинские или французские слова. Он не стыдился публично говорить при жизни императрицы Анны, что не хочет учиться читать и писать по-русски для того, чтобы не быть обязанным читать её величеству прошений, донесений и других бумаг, присылавшихся ему ежедневно», — характеризовал умственные способности фаворита его главный противник Миних. Однако Манштейн утверждал обратное: «В первые два года Бирон как будто ни во что не хотел вмешиваться, но потом ему полюбились дела и он стал управлять уже всем».

Какой смысл ежедневно присылать донесения, которые адресат не читает, потому что не знает языка? Можно ли в таком случае заниматься делами и «управлять всем»? Два года упомянуты не случайно — столько времени и потребовалось Бирону, чтобы освоиться в новых обстоятельствах, оценить новых людей и новые масштабы деятельности. К этому времени фаворит перевёз ко двору своих детей и определил цель — стать герцогом Курляндии, о чём осенью 1732 года сообщил саксонский посол И. Лефорт.

Имя Бирона редко появляется в бумагах Кабинета. Если бы в нашем распоряжении не было других источников, его вполне можно было принять за обычного придворного на посылках — он иногда передавал министрам бумаги с резолюциями Анны или далеко не самые важные распоряжения, получал затребованную информацию или особо интересовавшие императрицу вещи, например подаренные прусским королём штуцеры. Очень редко встречаются адресованные ему документы, так что даже непонятно, с чего бы магистрат польского Гданьска именно обер-камергера просил о снижении размеров наложенной Минихом контрибуции{473}.

Столь же редко имя Бирона появляется в документах других учреждений. Например, в 1731 году Монетная контора определяет: представить во дворец образцы серебряных медалей «вследствие указа… объявленного обер-камергером графом Бироном действительному статскому советнику Татищеву». В 1733 году протокол Адмиралтейств-коллегий фиксирует, что вследствие объявленного графу Головину указа, «полученного через графа Бирона», адмиралу Сиверсу возвращается, «в случае уплаты им казённого долга, его дом, взятый для Главной полицеймейстерской канцелярии».

Однако, к радости исследователей, разрозненные части документации Бирона на немецком и русском языках (сметы содержания вооружённых сил, различные проекты в области финансов, подаваемые Сенатом доклады о количестве решённых и нерешённых дел, ведомости доходов с дворцовых волостей и пр.) сохранились и ещё ждут своего исследователя{474}. По ним можно судить об объёме работы, которую приходилось выполнять фавориту.

Новый придворный «кумир» приучил должностных лиц доставлять ему необходимую информацию в виде донесений «для препровождения до рук её величества». Хотя часть поступавших к фавориту бумаг была написана на немецком (или специально переводилась для него), но документы на русском преобладают. Бирон обзавёлся секретарями и канцеляристами для разбора корреспонденции и сочинения ответных посланий. Пришлось и самому учиться: тетрадка из архива Бирона — свидетельство того, что он изучал грамматику и лексику русского языка, несмотря на вполне возможную нелюбовь к нему{475}.

Среди бумаг Бирона на первое место можно поставить «рапорты» и доклады различных «мест» и должностных лиц. Одним из первых П.И. Ягужинский начал в 1731 году посылать Бирону донесения из Берлина{476}. Так обер-камергер вникал в хитросплетения большой европейской политики: посол знакомил его с причинами несогласий Австрии и Пруссии, рассказывал о событиях при берлинском дворе и прусской политике в Польше. Бывший соперник Миних теперь подавал рапорты о строительстве Украинской линии, о движении по Ладожскому каналу, о возвращении беглых солдат на службу, о вакансиях в полках и успехах учащихся только что основанного Шляхетского кадетского корпуса; во время Русско-турецкой войны он подробно отписывал «светлейшему герцогу» из походов{477}. Из письма А.П. Волынского, адресованного Бирону (1732) выясняется, что Артемий Петрович, подавая «рапорт в Кабинет её императорского величества», послал копию «с того для известия» обер-камергеру; в другом письме (1733) с приложенным «экстрактом» своих доношений в Кабинет на немецком языке он просил «оный по милости своей приказать прочесть». По-немецки писал Бирону из Гааги российский посланник А.Г. Головкин — сообщал о дипломатических новостях, поздравлял обер-камергера с праздниками и благодарил его за дозволение выдать дочь замуж{478}. Только что назначенный главой морского ведомства адмирал Н.Ф. Головин отправлял фавориту «всеподданнейшие рапорты» о состоянии русского флота, отчитывался о количестве и вооружении кораблей, строительстве мостов через Неву и даже о собранных за проезд по ним деньгах. В.Н. Татищев докладывал о работе уральских горных заводов и конфликтах с частными владельцами, в том числе с могущественными Демидовыми. Купцы-компаньоны Шифнер и Вульф сообщали о продаже казённых товаров и полученных казной доходах{479}.