Виктор Конецкий - Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

Я часто заявлял о своей доброй основе — и вдруг. О моей гнусности в адрес Домбровского, когда он неопрятно, руками, пьяный ел в столовке, а мы сидели напротив друг друга. И я вдруг брякнул: «Перестаньте быть свиньей!» Кажется, тогда только-только Гена Шпаликов удавился на кроватной спинке… Да, сидели мы с Домбровским за одним столиком в столовке Дома кинематографистов в Болшево. И я сочинял — сквозь собственное беспробудное пьянство, что по флотской привычке умею делать с минимумом заметности, — очередную комедию. И вот сто лет прошло, а все вижу капусту на его подбородке и дрожащие руки, которыми он вдруг взял с тарелки котлету, и как он виновато отшатнулся, когда я на него цыкнул. И все эти сто лет не могу своей жестокой подлости забыть. Ведь, вероятнее всего, это у него лагерное сработало, рефлекс — условный там или безусловный, но как у павловской собаки. Кажется, его любимым словоупотреблением было: «преподлейшая штука»…

Сей миг только понял, почему последнее время этот эпизод неотступно меня преследует. Вовсе не оттого, что имя Юрия Осиповича нынче мелькает из газеты в журнал и из журнала в газету! Зубы! Беззубый он был, шамкал. Как я нынче…

Мне очень обидно за Вальку Пикуля. Нынче уже не только наши критики и литературоведы не могут обойтись без употребления его имени как квинтэссенции пошлости и губителя истинной историчности; сегодня и политики начали употреблять его имя в нарицательном смысле. После некролога, который я написал о Пикуле, пошли читательские письма, где мне ставят в упрек даже посмертное слово: мол, надо было вдарить, а вы… Вам стыдиться следует товарищества с этим грязным, бульварным писакой. Советуют даже вообще не упоминать такой факт моей биографии, что это Валька привел меня в литературное объединение при Лен. отд. изд. «Советский писатель».

Нынче куда-то провалилось множество ярчайших образцов воинствующего невежества, пошлости, а часто обыкновенной подлости. Тут я, конечно, вовсе не прав. Никуда они не провалились — вознеслись. Михалков, хотя с палкой, скачет на белом коне. (Раньше он скакал на модели танка, который красовался в ЦДЛ под стеклянным колпаком. Танк этот символизировал победу баснописца в ВОВ — он его на свои деньги купил и подарил сражающемуся народу. За один этот фанерный танк в ЦДЛ Михалков достоин вечного позора.)

Не хватит бумаги перечислить тех литераторов, которые разлагали наш народ и вполне успешно освобождали его от всякой духовности. Почему же все и всё сошлось на Пикуле? Потому что популярность его (безо всякой телерекламы в виде бесконечных сериалов) воистину уникальна. Его рейтинг сейчас равен рейтингу Л. Н. Толстого.

Это, конечно, и смешно и страшно. Но чтобы загнать респондентов в такую позицию, усилий самого Валентина Пикуля явно недостаточно. Тут миллионы художников всех родов войск нужны плюс философы да идеологи и — главное — сам идиотизм оставшихся за кормой десятилетий…

То, что мудаки еще не потопили пароход и не потонули сами, меня так же интригует, как факт существования России. Она, по моим представлениям, тоже должна была давным-давно перевернуться вверх килем, как дохлая рыбы, ан нет — плавает! И это означает, что чего-то очень важного в ее сути и в сути русского национального характера я не понимаю. Вероятно, все-таки нас спасает именно рабство. Но доколе оно нас спасать будет?

Часть вторая

Читательские комментарии

С волнением читаем мы, воины Советской страны, на страницах газет и журналов статьи, очерки, рассказы о бессмертных подвигах героев минувшей войны, о сегодняшних буднях нашей армии.

С понятным интересом отнеслись мы поначалу и к юмористическому рассказу Виктора Конецкого «Невезучий Альфонс», опубликованному в «Литературной газете» (№ 1, 1965). Ведь в центре внимания автора оказались военные люди. Но, прочитав «Невезучего Альфонса», мы испытали горькую досаду.

Нам показалось, что изображенное в нем не имеет ничего общего с жизнью советских солдат. Автор собрал в кучу несколько сомнительных «армейских анекдотов» и под видом «юмора» преподнес читателю. Герой рассказа — морской офицер. Но честное слово, мы так и не поняли, откуда взялся этот тип — Альфонс Кобылкин. О каком времени идет речь?

В. Конецкий постарался «осовременить» анекдотцы некоторыми характерными деталями. К ним принадлежат усатый таракан, который, попав в сигнальное устройство горизонтальной наводки, вызывает залп орудий главного калибра по флагманскому кораблю; ленинградский (может, санкт-петербургский?) ресторан «Восточный», где встречаются однокашники Альфонса; веселенькая старушка, дымящая «Байкалом»…

Героя Конецкого бьют болванкой учебной гранаты по беспечной голове, сам он швыряет в майора графином, подбрасывает в воздух генерала медицинской службы вместе со стулом и, наконец, женится на доброй вдове с тремя детишками…

Все это почему-то должно смешить читателя. Но право, это грубый, безвкусный юмор. Неужели у писателя, задумавшего юмористический рассказ о моряках, не нашлось других слов, других красок?

Пусть автор рассказа познакомится с реальными буднями советских воинов. И если он не пожелает сосредоточиться на героическом, то и для юмора найдутся факты и ситуации по-настоящему смешные, а не взятые с потолка.

Курсанты Высшего военно-политического училища

Советской армии и Военно-морского флота

В. Чикалин, С. Лева, В. Осипов, В. Седов. Львов

Литературная газета. 1965. 8 апреля

После Станюковича и Соболева впервые встретил такую тонкую замечательную книгу о море и моряках — имею в виду Ваш «Соленый хлеб». Во всех рассказах есть та самая изюминка, которую может преподнести читателю знаток своего дела и мастер художественного слова. О том, что касается моря, я, наверное, вправе судить: 40 лет в плавсоставе, начинал «дедом» еще в 1945 г. в одном из красивейших городов США — Фриско. Моряки скорбят, что мал тираж. Сколько приятелей погнали свои авто в тот магазин, где Вашу книгу совершенно случайно приобрела моя жена. Но бесполезно!..

Азовское пароходство. 15.12.79

(Подпись неразборчива. — Т. А.)

Первое, что привлекает в Вашей прозе, — профессионализм. С профессионалом высшего класса всегда захватывающе интересно говорить о его работе. Моя специальность — психология труда, так что приходится видеть Мастеров в разных сферах человеческой деятельности.

Второе — мужественность автора. Что-то в наше время ощущается дефицит мужских характеров. А мужественный, без комплексов, литературный герой — я считаю — общественно важное явление. Мужество Вашего «лирического» героя не только в том, что он занят серьезным мужским делом, а в открытости его, смелости говорить о себе перед многочисленной аудиторией.