Эмрис Хьюз - Бернард Шоу

Однако последний, деревенский, период его столь продолжительной жизни подходил к концу. Воскресным вечером 10 сентября он пытался срубить сук у себя в саду; сук был мертвый и отвалился так неожиданно, что Шоу потерял равновесие и, упав, сломал бедро.

Мэгги вспоминает:

«Это было ужасное мгновение, когда в самый первый день по возвращении к нему я услышала, как он свистит. Он теперь всегда носил с собою свисток, чтобы свистеть, если он вдруг упадет или случится еще что-нибудь. Он временами совсем нетвердо стоял на ногах. Не забывайте, что ему было уже девяносто четыре. Я выбежала в сад и увидела, что он лежит на земле. Четверть часа я держала его на коленях. «Оставьте меня и приведите кого-нибудь», — сказал он, но я не хотела класть его на сырую траву и все свистела и свистела, пока мой муж, который оказался поблизости, не подошел и не помог мистеру Шоу добраться до дому. А немного позднее пришел врач».

Санитарная машина отвезла его в Латтон, в больницу Данстэбл, а в понедельник вечером была сделана операция. Он быстро шел на поправку, и у него хватило юмора сказать хирургу:

— Вам будет мало пользы, если я поправлюсь. Репутацию врачу создает количество знаменитых людей, которые умерли у него на руках.

Ирландская радиостанция запросила, хочет ли он, чтоб они передали для него какую-нибудь мелодию. Он сказал: «Сыграйте ту мелодию, от которой померла старая корова».

Миссис Лэйден вспоминает:

«Одна из ирландских радиостанций прервала программу, чтобы спросить, какую мелодию он хотел бы услышать. Они знали о его любви ко всякой возвышенной музыке и, наверно, ожидали, что он выберет что-нибудь классическое, а он удивил их всех и выбрал ирландскую мелодию, которая называлась «Умирает старая корова».

На второй день по возвращении его в Эйот я приготовила для него совершенно особый суп, но пришла сестра и сказала, что ему нельзя обедать. Тогда я пришла опять и сказала, что это совер-р-ршенно особый суп. И тогда он попробовал немножко и похвалил меня, но съел совсем немножко.

Мистер Шоу стал совершенно другой человек. Он замечал вокруг всякие мелочи, на которые раньше не обращал внимания. Он сказал как-то: «У вас новое синее платье». Я ответила: «Глупости, вы уже много раз его видели». Он не ответил.

Его последние дни были для меня очень мучительными. Я, конечно, была страшно расстроена. И Мэгги тоже. Она снова приехала, чтобы мне помогать. Мистер Шоу принял некоторых родственников и друзей, и около него днем и ночью дежурили две сиделки. Мы знали, что это теперь только вопрос времени. Он сказал своим родственникам: «Моя песенка спета», а сиделке он сказал: «Я очень старый человек и устал от всего. Пожалуйста, не старайтесь продлить мою жизнь. Не стоит этого делать». Когда я услышала это, я вошла и сказала: «Вы не просто старый человек, вы национальная реликвия». А он ответил: «Что пользы реставрировать этот древний памятник. Миссис Лэйден, я хочу умереть». А я сказала ему: «Я хотела бы, чтоб я умерла, а не вы». Он ответил: «Вы не хотели бы, если б вам пришлось перенести все, что пришлось мне». Потом температура у него поднялась до 108 градусов, и он впал в забытье. Выглядел он в это время ужасно, и громко, не переставая, хрипел целые сутки, и рот у него был открыт, при этом. Но сердце у него работало превосходно до самого конца. У него было сердце льва. Доктор сказал, что это просто исключительно для человека его возраста.

Когда он умер, он выглядел чудесно — совсем другой, такое спокойное лицо, и на лице лукавая улыбка, будто он улыбнулся напоследок».

Он умер 2 ноября 1950 года. А за пятьдесят лет до этого он закончил речь в лондонском Темпле следующими словами:

«Проживите свою жизнь сполна, отдайте себя полностью своим собратьям, и тогда вы умрете, чтобы встретить своего бога, если только есть бог, не пресмыкаясь подобно жалкому грешнику, а громко говоря: «Я выполнил свой труд на земле, я сделал больше того, что мне полагалось. А теперь я пришел к тебе не просить награды. Я требую ее по праву».

Награда его была в сознании, что он щедро и без остатка отдал свою жизнь и свой гений на благо человечества.

Глава 31

В Англии является традицией хоронить великих писателей в Вестминстерском аббатстве, и многие считали, что Шоу также должен быть похоронен там.

Похоже было, что Шоу, который при жизни всегда возбуждал столько споров и разногласий, снова окажется в центре ожесточенной распря. Дело было в том, что, хотя многие из великих людей, похороненных в аббатстве, не могут быть названы христианами, например, Дарвин и Томас Харди, ни один из них не высказывался о церкви и правоверном христианстве так резко, как Бернард Шоу.

Впрочем, когда было вскрыто завещание Шоу, выяснилось, что он сам заранее подумал об этом. Третий параграф завещания касался его похорон:

«Я хочу, чтобы мое мертвое тело сожгли и прах его смешали с прахом моей покойной жены, находящимся на хранении в крематории Коулдерз Грин, а затем в этом виде разбросали в саду около дома в Эйот Сэн-Лоренсе, где мы прожили вместе тридцать пять лет, если мой доверенный не сочтет желательным дать останкам какое-либо другое применение. Лично я предпочитаю сад монастырским стенам».

Как видите, параграф этот сформулирован так, что доверенный мог бы принять предложение похоронить Шоу в Вестминстерском аббатстве, если бы такое предложение ему сделали. Однако было совершенно ясно, чему отдавал предпочтение сам Шоу.

Впрочем, следующий же, четвертый, параграф завещания делал практически невозможными ни подобное предложение, ни согласие на него. Там говорилось:

«Поскольку мои религиозные убеждения и научные воззрения точнее всего можно определить как веру в Созидательную Эволюцию, я не хотел бы, чтобы какой-нибудь памятник, произведение искусства, надпись, панихида или ритуальная служба создали впечатление, будто я принимаю догматы какой-либо из существующих церквей или какого-либо вероисповедания, и чтобы памятники эти принимали форму креста, а также какого-либо другого орудия пытки или символа пролития крови и жертвоприношения».

Его кремация, как и кремация жены, должна была быть частной, тем не менее толпа заполнила крематорий и подступы к нему. Старый друг Шоу Сидни Кокерел прочел отрывок из «Пути паломника» Бэньяна, который Шоу считал одним из величайших произведений в мире. В этом отрывке описывалась кончина аллегорического персонажа книги.