Эммануил Казакевич - Весна на Одере

- А правый-то твой отстает!.. У меня мой левый фланг открыт из-за твоего правого!.. Несу потери. Ты бы подстегнул своего Семенова!

Генерал, злой-презлой, положил трубку и крикнул:

- Пусть Четвериков повернет правый батальон фронтом на север и поможет Семенову! - он взял трубку и опять соединился с Семеновым. Семенов, - сказал он, - может быть, ты устал? Не хочешь командовать? Что ж, могу тебя сменить.

- Товарищ генерал... - начал Семенов.

- Другого пришлю! - прервал его генерал. - У меня люди есть боевые на примете. Семенов, выполняй задачу! Через пятнадцать минут доложишь мне о взятии деревни! Перед соседом стыдно!

Через четверть часа Семенов доложил о взятии этой проклятой деревни. В свое оправдание он рассказал комдиву о том, что деревня была вся уснащена бронеколпаками и вкопанными в землю танками.

Пришли посыльные от действующих разведпартий.

Первая немецкая позиция была захвачена. Местами наши части прошли до железной дороги и оседлали ее. Однако железная дорога являлась началом второй оборонительной позиции. Высокая насыпь, оборудованная пулеметными точками, представляла серьезное препятствие.

Генерал вылез из подвала и пошел по направлению к Одеру. Здесь стояли замаскированные ветками танки.

На берегу реки сидел на траве и курил подполковник-танкист с черным замшевым шлемом в руке. Завидев генерала, он бросил папироску, затоптал ее сапогом и встал.

Генерал шел довольно медленно. Он окинул взглядом танки и остановился в отдалении. Подполковник подошел к нему. В глазах танкиста зажглись озорные огоньки.

- Наш черед? - спросил он.

- Похоже, - сказал генерал.

Подполковник надел шлем.

- Действуй решительно, - проговорил генерал. - На восточной окраине Гисхоф - Мерин - Грабен тебя ожидает взвод саперов. Он будет вас сопровождать.

Подполковник, застегивая шлем, сказал:

- Пехота чтобы не отставала.

Генерал пошел обратно.

Мимо прошла группа пленных. Оглушенные, подавленные, они глядели в землю, не веря, что остались в живых после того, что было.

Навстречу им шли машины с артиллерией, переходящей на новые огневые позиции, поближе к противнику.

Из дыма медленно появлялись раненые. Они двигались цепью, словно еще наступая. Завидев генерала, те из них, у кого правая рука была в порядке, отдавали честь.

Один сказал:

- Счастливо оставаться, товарищ генерал.

Другой, улыбнувшись, произнес:

- Как в Берлин придете, товарищ генерал, вспомните про нас... Может, помните меня, я Майборода, автоматчик. Я с вами раз в атаку ходил.

Генерал не помнил, но сказал: "Помню".

Раненые медленно пошли дальше и вскоре скрылись из виду.

Когда генерал вернулся на НП, Лубенцов доложил ему, что противник ведет сильный артиллерийский огонь с железнодорожной платформы Борегард и из деревни Айхвердер. Железная дорога оседлана южнее Борегард, а на других участках противник держит ее крепко.

- Где танки? - спросил комдив.

Офицер связи от танковой части сказал:

- На исходном положении.

Генерал повернулся к летчику:

- Подготовишь им почву, а?

- Почему не подготовить? - отозвался летчик.

Оба склонились над картой, после чего летчик сел возле своей рации и стал вызывать:

- Муха! Муха! Муха!

Генерал позвонил комкору, попросив разрешения сменить место своего НП.

Комкор разрешил. Штаб наблюдательного пункта пошел пешком. Машины и верховые кони следовали сзади.

На этот раз Лубенцов остановил свой выбор на ветряке, который был порядком разрушен, но тем не менее стоял еще. Все, что после артподготовки кое-как держалось, вызывало искреннее изумление.

- Живучий ветряк! - сказал Воронин.

Разведчики установили стереотрубу у верхнего окошка ветряка, над тем местом, где некогда скрещивались крылья. Теперь крыльев не было, они превратились в мелкую щепу, валявшуюся на земле.

Дым уже немного рассеялся, и в трубу видна была железнодорожная насыпь. Ветряк подрагивал от близких орудийных выстрелов: гул артиллерии, чуть приумолкший, теперь снова разрастался. Подполковник Сизых, пристроив свой большой живот среди верхних балок ветряка, передавал в телефонную трубку команды "стволам".

Комдив глядел в стереотрубу. Наводящий со своей рацией и людьми улегся внизу, на траве, возле огромной воронки от снаряда, время от времени громогласно обращаясь к комдиву:

- Птички не нужны?

- Танки пошли, - тихо сказал генерал и обратился к Никольскому: Соедини меня с Четвериковым.

Вызвав Мигаева, Никольский передал генералу трубку.

- Мигаев, - сказал комдив, - сейчас коробки пройдут через твой боевой порядок. Неотступно следуй за ними. Понял? Неотступно.

Он отошел от стереотрубы и подполз к танкисту - представителю танкового полка. Посмотрев на часы, он сказал:

- Теперь без двадцати минут одиннадцать. Сколько на твоих?

Часы танкиста показывали то же время.

- Атака будет в одиннадцать. Мы обработаем противника штурмовиками и вы пойдете. Сообщи, - он крикнул вниз, летчику: - Вызывай! Сверь часы! К одиннадцати чтобы отбомбились, ни на минуту позже, а то своих угостишь! Давай Четверикова, - обратился он снова к Никольскому и отдал командиру полка распоряжение о том, чтобы передний край обозначил себя известным сигналом - для авиации.

По другому телефону сообщили, что немцы контратакуют Семенова.

- Никого не контратакуют, только Семенова контратакуют! - обозлился генерал.

Семенова контратаковал противник силой до батальона пехоты с десятью танками.

- Выполняй задачу! - раздельно сказал Комдив.

- Воздух! - сообщил кто-то снизу, и одновременно в небе появились два десятка немецких бомбардировщиков.

Невдалеке раздались разрывы бомб.

- Очухались немного, гады, - сказал комдив.

Зенитки били вокруг. Стоящие поблизости в овраге крупнокалиберные зенитные пулеметы залились оглушительным лаем.

- Как бы юнкерсы нам танковую атаку не сорвали, - сказал комдив, глядя в небо.

Появилась еще одна группа немецких бомбардировщиков, но тут же из белых кучевых облаков выпорхнули советские истребители. Небо огласилось пулеметными очередями и взволнованным, то затихающим, то усиливающимся, завыванием моторов.

- Фазан! Фазан! Фазан! - кричал телефонист.

- Янтарь! Янтарь! Янтарь! - кричал второй.

Санитары пронесли мимо ветряка на носилках раненых.

- Бросить в бой третий полк? - вполголоса спросил Плотников.

- Рано, - сказал комдив. - Возьмем вторую позицию, тогда, может быть...

Вторую и третью позиции взяли комбинированным ударом авиации, пехоты и танков в полдень. Солнце жарко припекало. С людей градом катился пот. Беспрерывный бой в течение семи часов необычайно всех измотал, но отдыха не предвиделось: впереди по низким холмам и вдоль узких канав уже обозначилась вторая оборонительная линия - мощная, трехтраншейная, с отсечными позициями и минными полями.