Юрий Нефедов - Поздняя повесть о ранней юности

До отъезда домой я успел получить от него одно письмо. Он писал, что уже работает на заводе, и осенью его хотят избрать комсоргом. И уже дома я получил письмо, где он сообщал, что комсоргом избрали и посылают на учебу. А дальше, как и всех, жизнь закрутила по своей спирали, и мы потеряли друг друга.

Вспоминая о нем, всегда думаю о счастливой встрече с необычайно хорошим, добрым, порядочным человеком и о том, что здорово повезло тем, кому пришлось с ним долго жить и работать на гражданке. Лидером он был настоящим.

Все лето продолжалось реформирование дивизии и полка. В экипажах танков и самоходных установок осталось по два человека. Работы в танковых парках соответственно стало в два раза больше.

Слухи о демобилизации ползли ежедневно, меняясь, волнуя, раздражая и, когда на них уже перестали реагировать, на утреннем разводе приказали сержантам 1926 г. рождения выйти из строя и зайти в летний клуб. Через полчаса ожидания пришел новый начальник штаба полка вместе с замполитом и поднялся на сцену. Мы встали, а он обратился к нам:

— Здравствуйте бойцы народного хозяйства Советского Союза! — и громко рассмеялся своей шутке.

В ответ вместо уставного, раздалось громоподобное, в сотню глоток, троекратное «ура!»

— Чтобы пресечь слухи, которые стали мешать нам работать и нормально нести воинскую службу, по решению командования и политорганов официально объявляю, что в соответствии с Постановлением Совета Министров СССР и соответствующим приказом командующего Закавказским военным округом до 1 ноября этого года вы все будете демобилизованы и уедете домой.

Опять многоголосое «ура», а полковник Буслаев продолжил:

— Командование полка обращается к вам с просьбой: за оставшиеся почти три месяца максимально передать молодым свои знания и умение работать с техникой. Вы прекрасно понимаете, на кого вы оставляете полк, а потому постарайтесь сделать так, чтобы не было стыдно ни нам, ни вам. Еще одна инспекторская проверка с вашим участием поможет этому, а затем — торжественные проводы.

Прощание с командиром — полковником И.А. Девятко. г. Кировобад. лето 1948 г.

15-го октября, когда окончилась осенняя инспекторская проверка и опять же с отличными результатами, нас, демобилизованных сержантов всей дивизии, построили на плацу. К нам вышел заместитель командира дивизии генерал-майор Таранов и командование всех полков. Проводы были действительно теплыми и неформальными, никто не говорил казенных слов. Всем раздали характеристики, пожелали успехов в жизни и работе «на гражданке» и пригласили на торжественный ужин, организованный в столовой нашего полка. Там, кроме стандартного солдатского ужина, всем налили по кружке красного вина, и столы были буквально заставлены большим количеством самых разных кавказских фруктов.

Вел этот вечер генерал Таранов, оказавшийся очень веселым и общительным человеком. Он рассказал как был в гражданскую войну командиром эскадрона охраны штаба Первой Конной армии. В 49-м был приглашен на празднование 70-летия Сталина, с которым был знаком лично еще с гражданской. Но основной идеей его выступлений за пару часов ужина была примерно такая мысль: «С кем же вы нас оставляете служить? Что мы будем делать, и чем завершится инспекторская проверка весной 51-го?» Все внимательно слушали и казалось, что вдруг наступившая тишина взорвется дружным криком:

— Оставляйте нас на сверхсрочную!

Но этого не произошло. Из всех присутствующих только у меня за плечами было шесть лет службы, у остальных — семь и более.

Почти всю ночь мы не спали: говорили, строили планы своего будущего, рисовали картины предстоящих встреч с родными и любимыми, обменивались адресами и просто сидели, немало взволнованные предстоящими переменами. В редакции у Володи Портнова собрались все его друзья, кто-то принес бутылку хорошего вина, но она так и осталась наполовину недопитой. Накануне Володя получил письмо от Гриши Гиндельмана из Тихорецка с приглашением в гости всех наших полковых, отъезжающих домой.

Утром обошел всех, кого хотелось повидать перед отъездом. Очень тепло расстались с Петром Николаевичем и своими коллегами-оружейниками. Мастерскую и склад передал молодому ефрейтору Саше Климчуку. Рудик Белянкин подарил фотографию и большой красивый японский нож, который я на всякий случай не взял. Трогательным было прощание с семьей погибшего командира полка. Они оставались одинокими в этом, ставшем для них уже чужим, военном городке и дальнейшая судьба их была совершенно неизвестна и непредсказуема.

А вечером мы уселись в поданные машины и поехали на вокзал, где нас ждали десять теплушек, оборудованных новыми двухэтажными, с резким запахом дезинфекции, нарами. Утром в Баку нас не задержали, прицепили к какому-то эшелону, и мы быстро двинулись в северном направлении, подолгу ожидая на больших станциях попутных маршрутов. Пока наши вагоны сборными составами будут тащить к дому, я хочу отвлечься и рассказать то, что по разным причинам не попало в мои предыдущие рассказы, а в некоторых случаях заглянуть далеко вперед. Но все это так или иначе связано с годами армейской службы.

Поляки

До того, как я попал в армию, с поляками мне встречаться не приходилось. Во время оккупации на ул. Писаржевского дислоцировалась немецкая автомобильная военизированная организация, в которой было много шоферов-поляков. Изредка их можно было видеть на базаре и отличать от остальных по характерной речи.

Хозяин дома, где мы жили, когда я попал в действующую армию, был первым поляком, с которым мне, да и всему нашему взводу, пришлось общаться. Этот район Польши, а тогда Западной Белоруссии, называемый ныне Мазурией, с необычайно красивыми лесами и озерами, был населен в то время примерно поровну поляками и белорусами. Хутора в междулесье, небольшие деревни вдоль преимущественно грунтовых дорог были очень бедными даже по нашим скромным меркам. Бревенчатые почерневшие дома, покрытые деревянной дранкой, камышом или соломой, иногда по самые окна занесенные песком, окруженные изломанными штакетниками или плетнями, производили удручающее впечатление. Но была война и то, что они были не сожжены, казалось великим благом, ибо было где разместиться и переночевать.

Контакты с хозяином начались с того, что он стал интересоваться, не вернутся ли немцы. Мы посмеялись, но его это не устроило: он дождался, когда к нам зашел капитан Кудрявцев, и спросил у него. Когда тот твердо ответил, что нет, не вернутся, хозяин еще не один раз переспросил, а потом сказал, что надо картошку из ямы в лесу перевезти в погреб. Там он прятал ее от немцев.