Генрих Жомини - Политическая и военная жизнь Наполеона

Первое средство к достижению моей цели, в отношении политическом и торговом, было занятие войсками всех приморских стран, где Англия имела значительное влияние, и где нельзя было быть совершенно уверенным, что правительство будет действовать по моей системе. Швеция, Португалия и Рим находились в этом положении; Данию нужно было пригласить присоединиться к союзу, и уже в случае отказа занять войсками её владения. Англия имела везде глаза и уши; золотой ключ её отпирал все портфели; едва распоряжения эти были утверждены, как она узнала о них и приготовилась встретить бурю. Между тем Российский император поспешил послать в Лондон с предложением своего посредничества для заключения мира, объявляя, вследствие нашего взаимного условия, что я, со своей стороны, также соглашусь на посредничество, с условием, чтобы Англия сделала тоже в продолжение месяца, считая со времени заключения трактата. Лондонский кабинет принял посредничество Александра I, не объясняясь совершенно насчет своих предложений; он требовал прежде всего сообщения тайных условий, заключенных в Тильзите. Напрасно доказывали ему, что они были утверждены только предварительно; что император не мог сообщить ему условий, которые он обещал сохранять в тайне, и что они ни в чем не могли быть опасны Англии, потому что как скоро Сент-Джеймский кабинет решается на мир, то они делаются недействительными. Дела находились в этом положении, когда известие о покушении англичан против Копенгагена распространило ужас в Европе.

Большое вооружение, обещанное коалиции английским министерством, готовилось наконец отплыть в Балтийское море, в то самое время, как мы подписывали мир. Персиваль и Каннинг нашли теперь время весьма благоприятным, чтобы воспользоваться этим грозным соединением сил, которое делалось бесполезным на твердой земле, и употребить его против Дании, которая противилась требованиям Англии, но не объявляла ей войны. Если англичанам где-либо удобно было высадить войска свои, то это на острове Зеландия: они могли атаковать Копенгаген, не опасаясь наших сил, которые английский флот мог не пропустить через Бельты. Вот почему экспедиция была направлена против столицы Дании; успех казался тем более вероятным, что, окруженная в Померании и Мекленбурге воюющими войсками, Дания обратила все внимание и все силы на Гольштинию, чтобы обеспечить свои владения от всякого оскорбления.

Сент-Джеймский кабинет основывал свое несправедливое нападение на сведениях, которые он имел о тайных условиях Тильзитского договора, в которых действительно упоминалось о закрытии гаваней Дании и вытеснении англичан из твердой земли. Флот из 29 кораблей, 12 фрегатов и 500 транспортных судов отплыл 27 июля, вступил 4 августа частью в Зунд, а частью в Бельт, и высадил на берег 32 000 войска, с включением ганноверцев, которые были перед тем высажены в Стральзунде, и призваны потом назад. Лорд Карткарт предводительствовал этой экспедицией. Под ним начальствовал сэр Артур Уэлсли, сделавшийся впоследствии столь известным под именем лорда Веллингтона. Победитель Синдхия и Мараттов был вызван из Индии законами своего государства, и в первый раз явился на твердой земле Европы. Многочисленная артиллерия и отборные войска обеспечивали успех предприятия. Сэр Джексон был отправлен к Христиану VII с предложением вступить в тесный союз с Англией и с требованием вручить ей свой флот, который останется задержанным в английских гаванях, в залог его искренности. Это было повторение позорных требований, сделанных ими туркам, но поддержанное на этот раз более могущественными средствами. Король, наследный принц (Фредерик VI) и два Бернсторфа(1) по чувству своего достоинства не могли согласиться на предложения, отвергнутые даже турками с негодованием. Если бы англичане объявили Дании условия Тильзитские, и предложили ей присоединиться к ним для защиты её владений, объявляя ей войну в случае отказа, то поступок этот был бы естественным, но предписывать ей исполнение подобных требований было слишком нагло. К тому же они имели только одни подозрения о том, что происходило в Тильзите, и, основываясь на неверных слухах, решились напасть на державу, которая готовилась на Траве действовать против нас.

Датское правительство, захваченное врасплох, явило себя не менее благородным, как и в 1801 году. Наследный принц, находившийся в Гольштинии, полетел к Копенгагену мимо английских крейсеров, уговорил короля удалиться в Глюкштатд на твердую землю, поручил оборону Зеландии генералу Пейману(2), приказал набирать милицию в этой области для помощи столице, и возвратился потом в гольштинскую армию, чтобы ускорить её прибытие. Пока шли переговоры и англичане строили и вооружали свои береговые батареи, милиция собралась в числе 10 000 человек и приближалась к Киогге; но, захваченная здесь 29 августа 12 000 англо-ганноверцев, была разбита и рассеяна.

Усилия переговорщика и английских генералов оставались тщетными до 2-го сентября; и потому они объявили, что начнут бомбардировать город. Генерал Пейман командовал только небольшим числом линейных войск; но милиция Копенгагена, составленная из граждан города, взялась за оружие с таким же восторгом, как и в 1801 году. Со всем тем преданность жителей ничего не могла сделать против артиллерии, громившей столицу и с флота, и с прибрежных батарей: вскоре этот прекрасный город был обхвачен пламенем; в продолжении трех дней шестьсот домов сделались жертвой огня; оставалось одно средство спасти столицу от совершенного разрушения: сдаться на капитуляцию. В это время наследный принц собирал со всевозможной поспешностью войска, расположенные в Гольштинии, и вел их к берегам Фионии. Тщетная надежда — переправиться через Бельты было невозможно; столица пала, и англичане увели датский флот, состоявший из 18 кораблей и из 20 с лишком фрегатов и бригов. Недовольные разграблением всех морских арсеналов, они разорили корабельные верфи и все орудия и машины, нужные для работ; и потом возвратились к Темзе с этими бесчестными, но важными трофеями.

Ожесточение датчан простиралось до такой степени, что наследный принц послал Пейману приказание сжечь всю эскадру, но не отдавать ее англичанам. Офицер, везший это предписание, был захвачен неприятелем, стараясь пробраться в Копенгаген. Не унывая в несчастье, король Датский удалился в свой Рендсбургский дворец, и, поклявшись вести войну с Англией до последней крайности, запер им свои гавани, приказал прекратить с ними все сношения и захватить все лица и имущества британские в его королевстве. Этот почтенный государь не видел более своей столицы; он окончил дни свои в Рендсбурге, несколько месяцев спустя после этого происшествия, которое ускорило его кончину. Если государственная выгода может оправдать подобное нападение, и если Лондонский кабинет мог найти помилование в глазах Европы, то справедливо было бы, по крайней мере, судить о моих делах с большим снисхождением; все они были извинительнее этого, и не менее выгодны для моей империи.