Анатолий Сульянов - Берия. Арестовать в Кремле

— Все источники подтверждают.

— Ты говорил с Булганиным? Чем он располагает?

Хрущев рассказал о беседе с маршалом.

— Тебе, Георгий, надо для отвода глаз залечь на недельку в кремлевскую больницу и там, в Барвихе, подготовить доклад на Президиум о преступлениях Берия.

— Лаврентий — хитрый лис! Будет навещать, присматриваться, вынюхивать.

— А мы вот что сделаем… — Хрущев нагнулся, подобрал с земли прутик и принялся постукивать им по широкой штанине. — В ГДР дела обострились. Ты, конечно, читал о готовящемся в республике «Дне икс». Давай-ка, а тебе, предсовмина, Богом положено распоряжаться министрами, отправим Берия в Берлин для оказания помощи и принятия решения на месте. Он — заместитель председателя Совета Министров, — и пусть командует.

— Он может послать кого-то из своих замов. Ты же знаешь, он не любит подчиняться. Только Сталина боялся, — уточнил Маленков.

— Ты — предсовмина! Заставь! Подготовь проект решения и — на Президиум!

— Ты, Никита Сергеевич, все уже продумал?

— Какое там все! — удивился Хрущев. — Голова пухнет от сомнений, страха и размышлений.

— Я вчера получил приглашение на оперу «Декабристы» в Большой театр. Но заметил, что развозил их один из секретариата Лаврентия. Вечером позвонил Берия и настойчиво предлагал пойти в театр.

— Я тоже получил приглашение на 27 июня. Кстати, начало учения войск МВД тоже назначено на 27 июня. Что это? Простое совпадение? Думаю, что нет! Этот день спланирован для больших дел! Вот и все, что я, Георгий, хотел сказать тебе. Теперь наша судьба повязана. Выйдет промашка — всех к стенке поставят Берия и его подручные.

— Ты, Никита Сергеевич, прав!

Они еще долго ходили по освещенной аллее, часто посматривая по сторонам, оглядывались, — не идет ли кто сзади…

Возникает вопрос: почему Маленков, долгие годы друживший с Берия, сравнительно быстро согласился на его арест? Похоже, дружба эта была основана скорее на страхе и совместном приспособленчестве к Сталину. Вернувшись на пост руководителя всемогущего ведомства, Берия спешно принял множество решений без согласования с председателем Совмина Маленковым, назначая на ключевые посты своих ставленников в обход и правительства, и Президиума ЦК, заседания которого по ленинской традиции вел предсовмина Маленков…

Хрущев не был еще до конца уверен в Маленкове и потому источники информации не назвал — мало ли что может случиться. Разговором с начальником УВД области Никита Сергеевич не ограничился и вышел на генерала Ивана Серова — заместителя Берия. С Серовым они впервые встретились на Украине, сблизились, доверяли друг другу, хотя в друзьях и не числились. На вопрос Хрущева об учениях Серов ответил все, как было, без утайки, назвав ориентировочно дату начала учений 27 июня. Разговор шел только о положении дел в МВД, о подготовке учений, о резком росте преступности, вызванном, как им обоим представлялось, ничем не оправданной амнистией.

Оба они рисковали, но Хрущев, нацеленный на решение задуманного, не видел другого пути получения информации, верил в то, что Серов никому и ничего не скажет.

Другим, кто помог Хрущеву в сборе информации, был генерал С. Круглов, министр внутренних дел с 1945 года и до смерти Сталина, а теперь — заместитель Берия. С Кругловым Никита Сергеевич встречался много раз на Украине, куда министр приезжал в послевоенные годы по своим вопросам. Сергей Никифорович Круглов тоже тянулся к Хрущеву… Разумеется, а это отчетливо понимал Хрущев, Круглов — не без «оспин», и его вина в том, что делалось и делается в этом, тщательно опекаемом Берия ведомстве, есть, но в те дни главным для Никиты Сергеевича было не прошлое, а настоящее и будущее: уберечь страну, людей от моря крови. Их встречи были короткими, но насыщенными информацией. Ни Серов, ни тем более Круглов не были приближенными к Берия, они исполняли его волю, но отстояли от него довольно далеко. Близкими были другие: Абакумов (сейчас находящийся в Лефортовской тюрьме), Деканозов, Мешик, Кобулов…

Хрущев мысленно прикидывал возможные варианты предполагаемой операции и каждый раз отметал самый простой — арестовать Берия на даче, в кабинете, а уж потом, как говорится, задним числом оформить вывод Берия из Президиума ЦК КПСС, из Президиума Верховного Совета СССР. Но так беззаконно делал Сталин! Продолжать его линию? Оперировать его методами? Как ни крути — вывод из Президиума ЦК партии должен проходить на заседании Президиума. Значит, надо идти к членам Президиума. Отступать от нравственных и партийных принципов нельзя!

Хрущев не случайно проявлял особую осторожность с Молотовым. Вячеслав Михайлович работал с Лениным, давно знал Сталина, ставил подписи на представленные НКВД списки жертв. Пойдет ли он на крайние меры: арест и суд над Берия? С другой стороны, Сталин и Берия нанесли по Молотову совсем недавно жестокий удар: арестовав жену Молотова П. Жемчужину, фактически устранили его от больших дел. Надо все взвесить, все разложить по полочкам…

К удивлению Никиты Сергеевича, бывший председатель Совнаркома СССР, выслушав доводы и утверждения секретаря ЦК, согласился всячески поддержать его на заседании Президиума ЦК партии. В детали предыдущих и последующих мер Хрущев Молотова не посвящал, посчитав все то, что было сказано, более чем достаточным. Вячеслав Михайлович, как показалось Хрущеву, проявил выдержку и без колебаний встал на его сторону. Авторитет Молотова в стране и партии достаточно велик, и, заручившись поддержкой Молотова, Хрущев почувствовал себя увереннее и надежнее.

На очереди — председатель Президиума Верховного Совета СССР, Маршал Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов — давний близкий к Сталину, подписывавший проскрипционные списки Ежова и Берия, герой Гражданской войны, военачальник, фактически давно устраненный Сталиным от дел. Хрущев хорошо знал Ворошилова, они были на «ты», но не раз убеждался в том, что маршал опасался даже «писка синичьего» и мнения своего давно уже не высказывал.

К маршалу поехали вдвоем с Маленковым сразу, как только Берия после долгих препирательств выехал в ГДР. Разговор начался с воспоминаний, и Хрущеву стоило немалого труда, чтобы прервать их и перейти к делу, а когда Никита Сергеевич подошел к главной цели разговора, первый маршал испуганно замахал руками:

— Лаврентий Павлович — замечательный человек, настоящий ленинец! Я всегда уважал Лаврентия Павловича. И никто меня не переубедит!

В разговоре Ворошилов не раз оборачивался на дверь, словно опасаясь кого-то, просил говорить тише, больше обычного размахивал руками.