«Сталинизм»: правда о Сталине и миф о Кобе - Алексей Владимирович Самсонов
Я писал и буду писать, что правда о событии, как правило, становится известна сразу, а потом — замалчивается, фальсифицируется и “секретится”. Так вот, после убийства Кирова ходил слух, да и известная частушка, что это дело рук не Ягоды или Каменева, а именно Сталина.
Теперь о другой группе репрессированных: коммунистахразведчиках. Репрессии против них, опять же, начались со срочной (и, конечно, секретной) телеграммы. Находясь, опять же, в Сочи, Сталин и Жданов 25 сентября 1936 года отправили Кагановичу, Молотову, Ворошилову и Андрееву шифровку № 1360/ш, переданную только по каналам партийной связи и не продублированную по каналам НКВД, чтобы Ягода не узнал о её содержании. В ней они требовали немедленно снять Г. Ягоду и назначить на его место Н. Ежова. Понятно, почему Сталин требовал снять наркома — тот тормозил ход репрессий: “Считаем абсолютно необходимым и срочным назначение тов. Ежова на пост наркомвнутдела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистко-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на четыре года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД”. (Я не буду задавать “глупых” вопросов, типа: кто подал идею Сталину, с кем он там встречался…)
Обращаю внимание, что на XVII съезде Сталин говорил: “Если на XV съезде приходилось ещё доказывать правильность линии партии и вести борьбу с известными антиленинскими группировками, а на XVI съезде — добивать последних приверженцев этих группировок, то на этом съезде — и доказывать нечего, да, пожалуй — и бить некого. Все видят, что линия партии победила” [131]. Это было в январе 1934 года. То есть все члены политбюро ЦК ВКП(б) считали, что больше врагов нет и “бить некого”.
А 26 сентября 1936 года наркомом стал Н. Ежов. Он сохранил за собой посты секретаря ЦК и председателя Комитета партийного контроля.
18 марта 1937 года Н. Ежов выступил перед работниками аппарата НКВД, на котором заявил, что “шпионы” заняли в руководстве ключевые посты. Фактически руководством страны было выражено разведке недоверие. И начались аресты разведчиков. Их вызывали из-за границы и арестовывали. Павел Судоплатов в книге “Разведка и Кремль” писал: “Когда арестовывали наших друзей, все мы думали, что произошла ошибка. Но с приходом Деканозова (Начальник внешней разведки со 2 декабря 1938 г. по 13 мая 1939 г. — А.С.) впервые поняли, что это не ошибки. Нет, это была целенаправленная политика. На руководящие должности назначались некомпетентные люди, которым можно было отдавать любые приказания. Впервые мы стали опасаться за свои жизни, оказавшись под угрозой самоуничтожения собственной же системой. Именно тогда я начал размышлять над природой системы, которая приносит в жертву людей, служащих ей верой и правдой”.
В результате были разгромлены резидентуры в Европе и Америке; многие разведчики, опасаясь за свою жизнь, попросили политическое убежище. Я не буду здесь приводить статистику — она была много раз опубликована. Дело не в ней, а в том, с какой целью убивали разведчиков. Да, бесспорно, среди них были шпионы и двойные агенты, но не так много: они, прежде всего, и стали перебежчиками. А честные чекисты, по вызову из Москвы, возвращались и… расстреливались. Кому это было выгодно? Ясно, что западным спецслужбам. Тогда почему Ежов не просто отзывал разведчиков, а именно расстреливал? Опять ответа нет.
Теперь о количестве репрессированных. Во время “перестройки” “демократы” говорили, что было расстреляно политических 95–100 миллионов человек (“авторитет” здесь А. Солженицын). И сегодня эта цифра продолжает гулять по страницам газет и на телевидении. Подчёркиваю: речь шла только о политических! Но это же ложь!
Сначала посчитаем. Население СССР перед войной составляло 192 миллиона человек.
192 млн — 95 млн расстрелянных = 97 миллионов.
97 млн — 2 0 млн (погибло во время войны) = 77 миллионов. Такое количество населения должно было, согласно “демократам”, остаться в СССР после Великой Отечественной войны.
Но население СССР в 1961 году составило 216 млн 286 тыс. чел., т. е. выросло после 1940 году на 24 миллиона человек. Как такое могло получиться? Спросите у “демократов”. Если бы было столько расстреляно, то кто же бы тогда воевал?
Давайте рассмотрим факты.
1 февраля 1954 года на имя секретаря ЦК Хрущёва была направлена записка за подписью генерального прокурора СССР Р. Руденко (масона еврея), министра внутренних дел С. Круглова и министра юстиции К. Горшенина. В этой справке под грифом “совершенно секретно” говорилось о количестве арестованных за контрреволюционные преступления с 1921 по 1953 годы. Из справки следует, что всего за эти годы по политическим обвинениям было приговорено к смертной казни 642 980 человек, к лишению свободы — 2 369 220 чел., к ссылке — 765 180 человек. Но это — за 32 года! Нас же интересуют 1937–1938‐й годы — “страшные годы репрессий”. И. Пыхалов пишет, что в эти годы сидело всех заключённых, в том числе и политических:
1936 год — 1 296 494 чел.;
1937 год — 1 196 369 чел.;
1938 год — 1 881 570 чел.;
1939 год — 2 004 946 чел.;
1940 год — 1 846 270 человек.
И только с 1947 года число заключённых превысило 2 миллиона:
1947 год — 2 014 678 человек.
А в начале 1953 года “сидело” 2 620 814 человек. По бериевской амнистии многие вышли на свободу.
Для сравнения: в США в 1999 году сидело 2 054 694 человека [132], т. е. примерно столько же. А ведь наши “демократы” считают США “образцом демократии”, а СССР — “тоталитарной страной”.
А вот численность населения СССР:
1937 год — 162 миллиона 500 тысяч человек;
1939 год — 168 миллионов 524 тысячи человек.
Я приведу слова человека, который, если так можно сказать, по долгу службы, изучал статистику репрессий.
Это — один из создателей общества “Мемориал” Арсений Борисович Рогинский. А ведь именно члены этого “международного историко-просветительского, правозащитного и благотворительного общества” во время “перестройки” ежедневно орали о “миллионах расстрелянных”. И, как выясняется, они сознательно врали. Не “добросовестно заблуждались”, а именно врали и нагнетали антисоветскую истерию. Но что-то произошло с ним в 2012 году: во время круглого стола “Историк — между реальностью и памятью”, проходившего 25 мая в Днепропетровске (ныне — Днепр, Украина), в своей речи он следующее: “В начале 90‐х я довольно много
