Лея Трахтман-Палхан - Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

Иногда я приносила домой немного муки, но у нас в доме не было даже приличной сковороды, на которой можно было бы испечь блины.

Я собирала какое-то растение, кажется коноплю, и изготавливала из него метелки, которые тоже меняла на продукты.

У нашего местечкового раввина была коза, и иногда его жена за несколько веников, на плетение которых я тратила почти целый день, давала мне кувшин молока. Тогда в доме был праздник. Я пекла тейгале. Сестры и братья ходили хороводом возле плиты в ожидании нескольких комочков испеченного теста.

Родители моей мамы, бабушка и дедушка, постоянно советовали ей покинуть вместе с детьми мужа-фанатика, который, кроме молитв, ничего не хотел делать. Но мама почему-то не шла на развод, хоть жизнь ее была ужасной, и ее я жалела еще больше, чем несчастных моих сестер и братьев. Теперь, как это ни печально признать, я понимаю, что мама поступила неправильно по отношению к нам, детям, не послушав совета своих родителей. Разведись она, возможно, жизнь наша была бы не такой ужасной. Но осуждать ее за это я, конечно, не имею никакого права.

Я, как самая старшая в семье, выбивалась из сил, чтобы как-то помочь матери прокормить, одеть хоть в какие-то лохмотья младших детей, но практически жизнь наша не менялась и оставалась все такой же беспросветной.

Моя сестра Хана, которая родилась сразу за мной и была младше на полтора года, не смогла вытерпеть эти жуткие условия жизни и почти постоянно жила у бабушки и дедушки, маминых родителей. И, как ни странно, мама не очень возражала против этого. Отец конечно же был против, но побаивался маминых родителей, которые, как могли, помогали нам, и молчал.

Иногда мне заказывал кое-какую работу помещик, живший недалеко от местечка. Он щедро платил, и тогда я брала за свою работу деньгами, на которые покупала какие-то обноски для сестричек и братьев. Но тем не менее я хорошо помню, как они радовались, когда я приносила домой какое-то застиранное, заплатанное платьице или штанишки.

Для себя я ничего не покупала, так как научилась шить и все перешивала из маминой одежды.

Теперь я хочу перейти к годам моего замужества.

Ваш отец, мой муж, был сиротой. Его отец, ваш дедушка, умер, когда моему будущему мужу было два или три года. Его мать осталась одна с восемью детьми. Конечно, жизнь была тяжелая, впроголодь. К двадцати годам, когда мы поженились, муж не имел никакой профессии. Но мы работали очень тяжело и старались, чтобы дети наши не голодали, были одеты и по возможности учились. Для нас не было ни дня, ни ночи, мы всегда готовы были работать, но дети не голодали и были прилично одеты.

И вот еще о чем я хочу вас попросить, дорогие дети и внуки: живите в мире, потому что, только если в семье есть мир и согласие, только тогда она счастлива, только тогда все по-настоящему веселы и души всех членов семьи спокойны. Я молюсь, чтобы дети уважали своих родителей, а родители получали отраду и только радость от своих детей.

И еще одна просьба есть у меня: мы не вечны в этом мире, поэтому чтите память предков своих в соответствии с древними еврейскими традициями. Не забывайте отмечать поминки по усопшим, не забывайте прийти на могилу к вашим родителям и зажечь свечу.

После того как придет мой час и Господь призовет меня, я очень прошу, после похорон соберитесь все у Товы, посидите тихо, помяните родителей своих, и это будет большим знаком уважения для меня.

Дорогие дети и внуки, учитесь у своей мамы и бабушки быть всегда довольной жизнью. Надеюсь, никто из вас не видел меня недовольной, я всегда старалась скрыть, что мне тяжело, и, если могла, делала работу за другого.

Всегда старайтесь довольствоваться тем, что имеете, и берегите это. Тогда душа у вас будет спокойна, а вы всегда будете испытывать чувство радости.

Все свое имущество я оставляю своим внукам. Не смейтесь над ним, возможно, оно не очень ценное, но это память обо мне. Я надеюсь, что Лея с детьми и мужем наконец вернется на нашу Святую землю, и пусть им достанется часть моего наследства.

Да принесет вам всем счастье это мое наследство!

Я очень надеюсь, что все вы, дорогие дети и внуки, будете жить в мире и согласии, я всю свою жизнь очень тяжело работала для этой цели.

Послесловие

У автора этих мемуаров, Леи Трахтман-Палхан (1913–1995), необычная судьба. В 1922 году, девятилетней девочкой родители привезли ее из украинского местечка Соколивка в «маленький Тель-Авив» подмандатной Палестины. А когда ей не исполнилось и восемнадцати, британцы выслали ее в СССР за подпольную коммунистическую деятельность. Лея надолго разлучилась с родными, друзьями, с Землей Израиля. Взамен получила скудное питание, очереди за всем, общежитийный быт, убогий даже по сравнению с бедной Палестиной, изнурительный труд на шарикоподшипниковом заводе – прибежище многих «палестинцев». Потом учеба на рабфаке и в педагогическом институте, идеализм, энтузиазм, вера в «правое дело», а также чистки и стукачи. Потом тяготы войны и эвакуации в Томске, преданный муж Михаил, постоянный страх за здоровье детей, мечта о белом хлебе и о возвращении на Святую Землю, ну и, конечно, антисемитизм.

Только через сорок лет, в 1971 году, Лея с мужем и сыном Эриком (Моше) вернулась, наконец, в Израиль. Вскоре к ним присоединился второй сын Израиль с семьей. Сыновья, между прочим, успели отличиться, как организаторы первых ульпанов и создатели эффективной системы преподавания иврита в брежневской Москве.

Что же в биографии Леи самое необычное? То, что вернулась, конечно. И даже не сидела. Большинство же из приехавших с ней сгинули в ГУЛАГе. Лея пишет о тех годах: «Так начались аресты всех товарищей, высланных из Палестины и коммунистов, политических эмигрантов из всех стран».

Вот и Иосифу Бергеру-Барзилаю, представителю палестинской компартии в Коминтерне, повезло. Он отделался осуждением на пятнадцать лет заключения и пять ссылки, но потом был освобожден и, как польский еврей, сумел в 1957 году вернуться в Израиль.

Израиль Минц, активист Гехалуца еще в России, дважды арестовывался, эмигрировал в Палестину, стал кибуцником, вернулся в 1932 году в СССР, был снова арестован в 1937 году. Но и ему повезло – выехал в Израиль в 1973 году.

Шира Горшман в конце 1920-х годов вместе Менахемом Элькиндом и еще 70 членами радикального крыла Рабочего батальона вернулась в СССР, чтобы основать сельскохозяйственную коммуну в Крыму. Выйдя замуж, она уехала в Москву, сменила фамилию и избежала репрессий, а в 1989 году вернулась-таки в Израиль. Элькинда, к слову сказать, расстреляли.

И Лею «чистили» за дружбу с арестованным врагом народа, но ей повезло, за нее заступились, и все обошлось.