Бидия Дандарон - Письма о буддийской этике

Исходя из этого, йога ставит своей целью затормозить и прекратить все модификации ума. В парапсихологических опытах искусственным образом прекращается эта модификация и начинает обнаруживаться бессмертное Я в глубинных слоях подсознания, тогда человек начинает быть ясновидцем и телепатом. Но так называемое тело человека в целом не подготовлено к этому, и Я долго обнаруженным быть не может; с прекращением парапсихологического сеанса снова это Я уходит в дебри ума — читты, манаса и всевозможных чувств и страстей.

Человеческое совершенство имеет пять ступеней. Все эти ступени зависят от элементов читты, которые на санскрите называются саттва, раджас и тамас.

Тамас — чувство желания власти, богатства, славы; гордость.

Раджас — чувство половой страсти, притягивание к чувственным объектам.

Саттва — спокойствие, сосредоточение. (Твой Бог — Ваджра-саттва, что означает алмазное спокойствие.)

Эти три элемента суть составные части ума — читты. Различные состояния читты зависят от степени присутствия и действия в нем этих трех элементов. Эти состояния ума — читты называются: 1) беспокойное, 2) бездеятельное, 3) рассеянное, 4) сосредоточенное, 5) сдержанное. Первые три состояния мешают йогу, а последние две степени ведут к йоге.

(Продолжение в следующих письмах.)

Для достижения йоги ищущий не должен пассивно изучать теорию или созерцать в определенный указанный час, а должен активно в повседневной жизни вести борьбу с модификациями ума — читты, особенно нужно бороться с раджасом и тамасом; постоянно в себе воспитывать добродетели, усилием воли бороться с бездеятельностью, с желанием обладать земным блаженством, бороться с половой страстью. Ты говорила, что терпеть не можешь писанину, но вот волевым усилием попробуй заставить себя хотеть писать. Этим ты воспитываешь волю; попробуй усилием воли отгонять любовь к Яну, но не сердись за это на меня; я ведь — учитель, долг мой говорить так, ибо сущность моего предмета состоит в этом. И подумай, почему ты сердишься, когда речь заходит об этом. Не потому ли, что ты находишься во власти половой любви? Пока ты не освободишься от этой власти, невозможно будет достигнуть йоги. Будет не только любовь (животная), но тебя свяжут материальные и семейные узы. Их мог порвать Будда, но не все рождаются Буддами. Надо учитывать силу воли.

Целую, моя надежда, моя радость, много-много раз.

Твой всегда Биди.

P.S. Сейчас только принес мне В. П. твое письмо из Вильнюса. Спасибо, моя хорошая. Не расстраивайся. Извини за мои предыдущие печальные письма. Во всех снах — как твоих, так и моих, ты всегда остаешься со мной. Дай Бог, чтобы так вышло наяву. От одной мысли об этой возможности на душе светло делается.

Ната! Не беспокойся, моя милая и родная, я не обиделся на твои доводы о невозможности моего приезда к тебе. Но, наоборот, я очень боюсь, чтобы ты не обиделась на меня за мои страшные письма, я писал их в часы отчаяния. Прости, моя хорошая, я ведь переживаю Довольно тяжелый период душевного состояния. Ты же умная и хорошая, и простишь?

Сегодня получил письмо из Ленинграда (от Алексеева). 26 апреля было заседание партколлектива университета, где говорили о новых группах — индийских, вьетнамских и тибетских; по предложению Алексеева приняли решение зачислить меня преподавателем ЛГУ с осени. Это меня утешает мало, но Институт востоковедения опять обещает устроить (зачислить) меня научным сотрудником. Пока живу в Нахабино и, видимо, в мае буду еще в Москве, ибо нужно помочь В. П. в одной работе (работа денежная).

Сегодня, т. е. 28 апреля, до 3 мая закрылась библиотека им. Ленина, последний день до нового открытия работал там. Здесь (в библиотеке) я нашел эту книгу про жителей Голубых гор, она написана Еленой Блаватской и называется «Мои воспоминания об Индии» Читал с наслаждением и скоро пришлю тебе.

63.

2 мая 1957 г.

Москва

Моя милая Наташенька!

Сегодня я получил твое нежное письмо. Спасибо, еще раз спасибо, моя радость, нет предела моей радости, когда читаю твои письма.

Я опять жил несколько дней в Нахабино, и меня там серьезно предупредили через милицию. А потом выяснилось, что все это устроил Позняков. Для него я оказался очень опасным человеком, так как знаю о нем очень много гадостей. И поэтому ему не хотелось, чтобы я жил в Москве и в Нахабино.

Последнюю ночь пришлось снова ночевать на улице, к утру стало холодно, я забрался в курятник и там проспал, вернее, пробыл до утра. Наконец, по совету друзей принял решение, что мне лучше всего ехать на родину на полтора-два месяца. Там я могу достать денег, заработать их, а потом поехать в Ленинград. В августе или в конце июля поеду в Ленинград, где меня должны прописать, и я устроюсь на работу: если не в Институте востоковедения, то в университете; если не там и не здесь, то просто устроюсь где-нибудь. Я, кажется, тебе писал, что 26 апреля на бюро партколлектива ЛГУ, по предложению Алексеева, постановили зачислить меня по университету с осени. Вот в таком состоянии я нахожусь сейчас.

Еду в Бурят-Монгольскую республику сегодня, т. е. 2 мая. Поезд отходит из Москвы в 4 часа 30 минут дня.

Ответ на это письмо пиши по адресу: Б. М. АССР, п/о Кижинга, Кижингинская средняя школа, Мункиной Бутидме для Дандарона Биди.

Покидая Москву, я сознаю, что отдаляюсь еще дальше от тебя. Это меня очень угнетает. Единственное мое утешение — это сознание того, что через полтора-два месяца буду в Ленинграде, снова буду близок к тебе. Как мне хочется увидеться! Ах, когда же тебя, моя милая, хорошая, увижу снова?

Пиши письма авиапочтой, это будет быстрее.

Желаю тебе всех благ.

Целую тебя нежно и нежно.

Твой всегда Биди.

Привет твоей маме и В. Э.

64.

5 мая 1957 г.

В поезде

Милая моя Наташенька!

Я нахожусь в пути и пишу в вагоне.

Мы пересекли Уральские горы и сейчас находимся недалеко от Омска. На улице жара, и в вагоне душно. Настроение противное.

В последние дни в Москве я перенес душевную и телесную муку. Об этом подробно напишу, когда приеду на место.

Перед самым выездом, т. е. 2 мая, получил твое нежное письмо, которое принесло мне некоторую печаль. Очень мне жаль тебя, что ты чувствуешь себя не совсем хорошо. Да, эти проклятые командировки в глушь изматывают твои нервы и здоровье. Кроме того, мне печально, что я отдаляюсь от тебя. Днем и ночью я думаю только о тебе, мой ангел. Там мне придется пробыть полтора-два месяца, а потом я приеду в Ленинград.