Рудольф Баландин - Дали

Дюрер родился в Нюрнберге и прожил жизнь, исполненную вдохновенного труда, нещадно страдая от злокачественной лихорадки, подцепленной в Нидерландах. Когда великого художника не стало, немецкое искусство попыталось вступить на дорогу, проложенную им, но продолжить дело гения дано лишь избранным.

Леонардо родился в городе Винчи в 1452 году и умер 2 мая 1519 года. Он в совершенстве изучил анатомию, архитектуру (в том числе парковую), скульптуру и живопись.

Леонардо, как и полагается человеку Возрождения, страстно любил жизнь и всякое знание. Он постиг многие науки и за все, что делал, принимался с воодушевлением и наслаждением. Жизнь манила его и завораживала. Поэтому столько жизни, столько движения в его полотнах — и как поразительно его мастерство! Вглядываясь в его творения, испытываешь восторг — сколько труда, любви и мысли вложено в каждый мазок! Леонардо работал неустанно и радостно. Его полотна озарены нежностью, в них явственно ощутимы творческое горение и могучий созидательный импульс.

Одна из самых значительных его работ — знаменитая «Джоконда». В ней воплотились душа самого Леонардо и его великий талант. Мягкие, влажные тени окутывают прекрасное лицо Джоконды, придавая портрету торжественность, и кажется, губы ее вот-вот дрогнут от дуновения легкого ветерка… Все вокруг объято покоем. Ее улыбка реет над горной грядой…

Изидор Дюкас, граф Лотреамон, пророчески заметил: «Поэзию должны творить все, а не некоторые». Эта дерзкая фраза, поставившая жирный крест на разного рода «художественных талантах» (а может статься, и на самой гениальности), в последнее время получила научное обоснование — я имею в виду открытие механизмов подсознания, сделанное Фрейдом.

Ведь язык символов, на котором изъясняется подсознание, — это единственный всеобщий, универсальный язык, понятный действительно всем. А понятен он всем потому, что никак не связан ни с образом жизни, ни с обычаями, ни с культурным уровнем, ни со степенью умственного развития человека. Этот язык — прямое производное от извечных жизненных величин: сексуального инстинкта, ощущения смерти, тайны — в чисто физическом смысле — пространства и тому подобных. Повторюсь: эти извечные жизненные величины универсальны, это понятия, общие для всех людей.

Так что сюрреализм, берясь за последовательное изучение подсознания, этой тонущей во мраке земли неведомой, неизбежно обретает целый ряд коренных отличий от всех остальных направлений духовного поиска и всех прочих художественных или антихудожественных устремлений. Ведь все они, даже самые мятежные, исполненные пафоса разрушения, как, например, дадаизм, исходят из разума и к разуму обращаются (причем не важно, эстетические или антиэстетические ценности они провозглашают). Суть в том, что их построения могут быть восприняты исключительно в сфере разума, сознания, тогда как сюрреализм и в малой мере не опирается на разум, не зависит от уровня культуры и восприятия. Его краеугольные камни — это не условные, переменчивые параметры, а постоянные — извечные — жизненные величины. Их я уже перечислил.

Художник-кубист обращается преимущественно к разуму, предлагая неожиданные пластические решения и намечая свой путь к эстетическим целям. Восприятие его полотен предполагает особый уровень духовной культуры, не обладая которым в кубизме почти ничего понять нельзя. А сюрреалистический образ — например, глаз, взрезанный бритвой, — всегда бьет в цель, кровью стучится в жилы, ибо исходит из садистских порывов к самоистреблению, из комплекса кастрации и прочих конфликтов подсознания.

Сюрреализм — это не новая художественная школа.

Сюрреализм, следовательно, не порождение какой бы то ни было исторической ситуации (а таковы все художественные школы и направления) и не может исчерпать себя вместе с нею.

Сюрреализм — это настоящая революция и в жизни, и в нравственности. И если сюрреализм использует все средства художественного творчества — живопись, поэзию, ваяние, — так только затем, чтобы с их помощью исследовать порывы, желания, страсти и те тайные, тревожащие смутные образы, вытесненные из сознания в подсознание.

Мы, сюрреалисты, прибегаем к средствам художественного творчества затем, чтобы воплотить открывшийся нам новый мир галлюцинаторных образов страшной парализующей силы — «иррациональное как оно есть».

Мы не эстеты — никогда средство выражения не станет для нас самоцелью. Мы не отбрасываем технику, даже отжившую, даже академическую, даже ту, что художники ныне клеймят как дурной тон. Если она отвечает задаче, если окажется лучше всех прочих — прекрасно! Именно ею мы и воспользуемся, чтобы во всех подробностях предельно зримо запечатлеть наши видения, наш фантасмагорический мир.

В жизни человеческой сражаются две силы — и жестокое их противоборство, по крайней мере, сейчас, при капитализме, неистребимо.

«Идея наслаждения против идеи реальности».

Идея реальности учреждена всей системой рационального мироустройства, всеми его разумными связями, всей практической деятельностью и оправдана гнуснейшими логическими выкладками, эстетическими и всякими другими, столь же рациональными построениями, в которые, как в тюрьму, заключена мысль.

Идея наслаждения обусловлена миром подсознательных порывов и сновидений, иррациональными механизмами воображения. Стремление к наслаждению — неотъемлемое право человека.

Мы, сюрреалисты, хотим освободить воображение и подсознание от идеи реальности и от логики. Хотим достичь свободы — той самой, от которой все еще постыдно открещиваемся и которая между тем достижима, что полностью в нашей воле.

Так освободим же воображение, разрушим идею реальности и утвердим новое мировосприятие, пристанище потаенных порывов и ослепительных первозданных образов!

Это повлечет за собой, естественно, кризис сознания, который мы, сюрреалисты, — и я это заявляю во всеуслышание — считаем неминуемым и необходимым. Более того, мы приближаем его всеми возможными средствами.

Сюрреализм — не шутка, как полагают снобы разных стран и народов.

Сюрреализм — всем отравам отрава.

Сюрреализм — наисильнейший, наиопаснейший яд для воображения, превосходящий все известные яды.

Сюрреализм ужасно заразен!

Будьте бдительны! Я — носитель сюрреализма.

Кстати, в Нью-Йорке уже кое-кто заразился сюрреализмом и мучается в свое удовольствие от его животворных ран.

Два мастера современной живописи ринулись в бой с академическим искусством — ведь наше время породило новый, худший изо всех видов академизма, и если прежде академическое искусство еще отличала кое-какая техника, то теперь ровным счетом никто не владеет ни рисунком, ни живописью.