Гертруда Кирхейзен - Женщины вокруг Наполеона

Очень странно и удивительно то обстоятельство, что нигде во французских мемуарах той эпохи не упоминается о графине фон-Кильмансегг и об ее встрече с Наполеоном, ни даже в походных воспоминаниях 1813 года, написанных саксонским полковником Оделебеном. Конечно, это еще не достаточная причина думать, что она не состояла ни в каких отношениях с императором французов. Но что она была его возлюбленной, на это у нас до сих пор нет никаких явных доказательств. Наоборот, все скорее указывает на то, что она была только его другом и поклонницей его необычайного гения и величия, так как она во время своего пребывания в Париже могла видеть вблизи замечательного человека и оценить его по достоинству. В ту эпоху, когда графиня Кильмансегг была в Париже, Наполеон был всецело поглощен супружеским счастьем со своей молодой женой Марией-Луизой; все его свободные минуты принадлежали ей, и у него в ту пору не было никакой более или менее длительной любовной связи. Даже графиня Валевская и та была ему уже только другом. Мы отнюдь не желаем выставить Наполеона героем добродетели, если утверждаем, что по крайней мере в первые годы супружества он был верен Марии-Луизе, но просто его собственное чувство гордости и тщеславия не позволяло ему изменить царской дочери с какой-нибудь другой женщиной. Весьма возможно, что позднее у него и были мимолетные, чисто чувственные любовные интрижки, но на что-либо подобное отнюдь не пошла бы такая гордая женщина, как графиня Кильмансегг; для этого она была слишком фанатичной и опасной натурой. Если бы она действительно была в более интимных отношениях с Наполеоном, то он ни за что не отделался бы от нее так дешево.

Почти из тех же самых соображений невозможно представить себе интимных отношений между ними и в 1812 году в Дрездене. Наполеон был там в обществе своей молодой супруги, которая всячески старалась удержать для себя каждую его свободную минуту. Мы уже знаем, что Мария-Луиза ограничивала свои выезды только самым необходимым для того, чтобы как можно больше времени быть вместе с императором. И этому последнему самому было очень важно показать своему тестю и теще, императору и императрице австрийским, пример чистого семейного счастья; это предписывали ему не только его политика, но и его самолюбие. Он хотел доказать всем, что он и как человек достоин царской дочери.

Впрочем, в 1813 году Наполеон имел во дворце Марколини в Дрездене тайные покои, но мы не знаем, принимал ли он в них графиню фон-Кильмансегг и вообще служили ли они для целей тайных любовных свиданий. Имеющиеся по этому поводу свидетельства не могут быть названы вполне достоверными. Среди женщин также были и есть дипломатические агенты. Может быть, именно таковые и посещали в 1813 году это помещение, потому что хотя Наполеон и не терпел вмешательства женщин в дела политики, однако не брезговал узнавать что-либо и таким путем относительно врага. Точно так же не может служить доказательством любовных отношений между Наполеоном и графиней фон-Кильмансегг и то обстоятельство, что она состояла в переписке с министром полиции Фуше, с Савари и многими другими французскими генералами. Скорее, из этого обстоятельства можно сделать два других вывода: или Наполеон пользовался тайно в качестве своей шпионки этой в высшей степени умной и ловкой женщиной, которая поддерживала блестящие связи и о которой он знал, что она всецело проникнута к нему преданным обожанием, или же сам Фуше по собственной инициативе старался узнавать через нее о делах в Саксонии и о всем, что происходит в стране.

Далее можно было бы предположить, что развод с мужем графини фон-Кильмансегг был следствием ее отношений с французским императором. Однако этот развод последовал только в 1817 году. Хотя, впрочем, уже после событий 1813 года супруги не жили больше вместе, но причиной этому было скорее то обстоятельство, что граф был убежденный патриот и борец за свою родину и, следовательно, ненавидел французов, а графиня, напротив, была самой пламенной поклонницей всего французского. Кроме того, она обладала неуживчивой, эксцентричной, властной, фанатической и экзальтированной натурой, и к тому же граф подозревал ее в том, что она во время саксонского похода не была ему верна. Однако имени императора Наполеона при этом не было произнесено, а упоминались некоторые высокопоставленные французские офицеры, которые перебывали у графини Шарлотты фон-Кильмансегг в ее имении Шмохтиц при Бауцене. Сама она энергично защищалась против подобного подозрения. И, по крайней мере, как утверждает фамильная хроника Кильмансегг, она оставила своего супруга потому, что, «подозреваемая в сношениях с тайной французской полицией, она подвергала своего супруга опасности быть арестованным».

В высшей степени, однако, странная история – это дело некоего Карла-Генриха Шенберга, занимавшегося в Дюрренерсдорфе бочарным ремеслом, которого ей приписывали в сыновья. Шарлотта фон-Кильмансегг рассказывает нам сама, что этот Карл-Генрих, сын неизвестных родителей, был в 1816 году новорожденным поручен ей на воспитание министром Фуше. Как ни невероятным кажется это сообщение, тем не менее этот факт ничего не доказывает касательно ее отношений к Наполеону. Если бы этот мальчик, как многие полагают, был действительно сыном императора и графини фон-Кильмансегг, то это могло бы произойти только в том случае, если бы она посетила императора на острове Св. Елены в конце 1815 или в начале 1816 года. Однако это вполне доказанный факт, что за все шесть лет своего плена Наполеон ни разу не принимал ни одной женщины из Европы на острове Св. Елены. Также графиня фон-Кильмансегг не была у него и на острове Эльба. Единственная женщина, которая посетила там императора, была Мария Валевская. Опять-таки если бы Карл-Генрих был сыном Наполеона, то он лучше позаботился бы о нем, потому что мы знаем, сколько заботливости он обнаруживал по отношению к своим обоим внебрачным детям даже и тогда, когда уже был женат на Марии-Луизе. Также и сама графиня фон-Кильмансегг иначе поступила бы с залогом любви так высокочтимого ею человека; она проявила бы больше щедрости по отношению к нему в своем завещании и не обрекла бы его на тяжелое ремесло бондаря. Сама она в своем завещании писала по этому поводу следующее:

«Уполномоченный посланник при дрезденском дворе в 1816 году господин министр Фуше приютил в то время у себя личностей, изгнанных из Франции. Среди них находился один мужчина и при нем женщина, которая была беременна от него. Тогда господин посланник, зная меня еще в бытность мою во Франции и питая ко мне доверие, обратился ко мне с просьбой принять участие в этой особе и ребенке, который родится от нее. Я согласилась на это и взяла вышеупомянутую особу в свой замок Шмохтиц, когда приблизилось время ее родов. Здесь она 6 сентября 1816 года произвела на свет мальчика, который был передан акушеру доктору Бэниш в Каменце. При родах не присутствовало никого, кроме замковой экономки Шнейдер и меня. Доктор Бэниш дал ему при крещении имена Карла-Генриха и воспитывал его в течение года, после чего отвез его в Дюрренерсдорф и передал его на воспитание леснику Лодеману, тогда как поступавшие время от времени от министра Фуше деньги были передаваемы вышеозначенному воспитателю через меня. Когда же после смерти министра Фуше перестали получаться деньги на воспитание Карла-Генриха, которые еще и до этого перестали уже поступать, потому что мальчика предполагалось отправить во Францию, то я была вынуждена, уже ради доктора Бэниша, взять на себя дальнейшие заботы о мальчике и в особенности научить его какому-нибудь ремеслу. Однако, когда умер доктор Бэниш, единственный человек, могший быть моим свидетелем, и этот молодой человек достиг совершеннолетия, то он воспользовался фактом моего участия в его воспитании для того, чтобы отдать в ведение городского суда в Дрездене свое убеждение, внушенное ему окружающими, будто он рожден от меня. Он был даже вследствие законного признания допущен подтвердить под присягой свое показание. Я же еще раз торжественно объявляю все его показания ложью!.. Этот Карл-Генрих через вышеупомянутый процесс получил право сонаследования после меня».