Юрий Зобнин - Николай Гумилев

У Гумилева в стихотворении 1917 г. изображение безмолвного ожидания природы синтезирует метафизику с психологией и «реализмом»:

Как тихо стало в природеВся — зренье она, вся — слух…

Все замерло, нигде в этом всегда шумном и движущемся мироздании теперь не слышно ни звука. И в этом потрясенном безмолвии тихо-тихо спускаются на русские «зеленые холмы» новые друиды в сопровождении своих бардов с лирами, на которых струны из человеческих волос…

Характерной чертой гумилевского «царства друидов» является полное отсутствие связи с некоей «созданной из огня» (ни о какой «музе», как легко убедиться, в тексте «Канцоны» речи нет). В то же время таковая связь наличествует, в отличие от «друидических» поэтов будущего, у лирического героя Гумилева — и настолько ценна для него, что он решает не соблазняться поисками «новых песен» и не менять взглядов. Более того, ради «созданной из огня» он отказывается от свободы творческой воли. Он делится с «созданной из огня» своей «поэтической властью» — за то, что она является источником какого-то «первого счастья», которое станет для поэта и «последним счастьем»:

Тогда я воскликну: «Где жеТы, созданная из огня?Ты видишь, взгляды все те же,Все та же песнь у меня.

Делюсь я с тобою властью,Слуга твоей красоты,За то, что первое счастье,Последнее счастье — ты!»

Остается понять, кто же такая «созданная из огня», во имя которой Гумилев так категорически отказывается принять «друидическую» сторону в будущем, поскольку с «друидическим царством» она не имеет ничего общего.

Ее имя — Мариам, Мария из Назарета.

Честнейшая херувим и славнейшая без сравнения серафим. Богородица.

Православная церковь знает много символов, раскрывающих разные стороны участия Богородицы в деле спасения человечества — символов, которые нашли свое выражение как в молитвенных текстах, так и в иконописи. Одной из самых любимых в России богородичных икон является образ Неопалимой Купины. «В основу сюжета иконы положено церковное песнопение (акафист Пресвятой Богородице. — Ю. 3.), где Богоматерь сравнивается с неопалимой купиной, которую Моисей видел на горе Хориве. Неопалимая купина — это объятый пламенем, но несгораемый куст. На иконе он изображается в виде двух наложенных друг на друга четырехугольников (иногда — треугольников) с вогнутыми сторонами, так что получается восьмиугольная (шестиугольная) звезда. Зеленый цвет одного символизирует куст, красный цвет другого — пламя.

На фоне звезды — поясная Богоматерь с Младенцем» (Еремина Т. С. Мир русских икон и монастырей: история, предания. М., 1997. С. 523).

Как неопалимая купина, в образе которой Бог говорил с Моисеем, являла собой сочетание «земного» с «небесным», так и Мария, непорочно зачавшая и носившая во чреве Бога Слова, чудесно рожденного ей «без истления», была облагодатствована Духом Святым «сверх всякой меры», более, чем кто-либо из живущих на земле людей. Она была буквально пронизана «огнем», «исполнена Духа Святого» — только такая степень духоносности и могла сделать возможным чудо Рождества Спасителя. Это и было «первым счастьем», которое даровала миру Мария. Второе же Пришествие на землю Ее Сына станет для праведных «последним счастьем», даруя им «Царствие и причастие вечных благ» и «блаженной и бесконечной жизни наслаждение» (из молитвы об усопших утреннего православного правила). Заметим, что символика Неопалимой Купины, обращенная к духоносности Богородицы, делает возможным осмысление Ее и как прообраз грядущей Церкви, также несущей в себе Дух Святой, также «пронизанной огнем». Поэтому икона «Неопалимой Купины» воспринимается православным сознанием еще и как образ Церкви, дарующей своим прихожанам возможность личного общения со Спасителем в таинствах и молитвах.

В ранней редакции «Канцоны» Гумилев конкретизирует некоторые особенности общения своего лирического героя с «созданной из огня»:

Тогда я воскликну: «Где ты?Ты, созданная из огня,Ты помнишь мои обетыИ веру твою в меня?»

Это дополняет содержание окончательного варианта: лирический герой ранее давал некие «обеты» «созданной из огня». О том, что это были за «обеты», мы можем догадываться, вспомнив финал окончательного варианта «Пятистопных ямбов», рисующий картину странного духовного переворота, пережитого поэтом в годы «воинской тревоги»:

И счастием душа обожженаС тех самых пор; веселием полна,И ясностью, и мудростью, о БогеСо звездами беседует она,Глас Бога слышит в воинской тревогеИ Божьими зовет свои дороги.

Честнейшую честнейших херувим,Славнейшую славнейших серафим,Земных надежд небесное СвершеньеОна величит каждое мгновеньеИ чувствует к простым словам своимВниманье, милость и благоволенье.

Есть на море пустынном монастырьИз камня белого, золотоглавый,Он озарен немеркнущею славой.Туда б уйти, покинув мир лукавый,Смотреть на ширь воды и неба ширь…В тот золотой и белый монастырь!

Если исходить из контекста «Пятистопных ямбов», то можно предположить, что речь идет об Афоне, земля которого является, по преданию, «уделом Богородицы». Мария ступила на этот берег в 48 году, спасаясь вместе с апостолом Иоанном Богословом от гонений Ирода Агриппы: их корабль, настигнутый бурей, пережидал непогоду в одной из афонских бухт (на побережье которой ныне находится Иверская обитель). Вынужденную остановку Мария сочла предзнаменованием, покинула корабль и некоторое время проповедовала христианство среди местных жителей, которые приняли от Нее крещение. Во время Ее проповеди совершались чудеса, а глас с неба провозгласил: «Пусть это место станет Твоим уделом, и садом, и раем, а еще — убежищем для тех, кто жаждет спасения». Покидая Афон, Мария благословила провожавших ее новообращенных, сказав им на прощание: «Это место и будет Моим жребием от Сына и Бога Моего. Будет благодать Божия на месте этом и на всех, пребывающих тут, которые будут с верою и страхом исполнять заповеди Сына Моего; с малым попечением они получат здесь все необходимое для жизни земной, и жизнь небесную получат, и не оскудеет к ним милость Сына Моего и Бога до скончания века. Теплой заступницей буду я за Афон перед Сыном Моим!» (см.: Епископ Порфирий (Успенский). История Афона. СПб., 1892. Ч. 2. С. 129–131).